Книги
На следующее утро Констанца принесла Луминице мешочек, в котором было несколько монет.
- Я бы не стала так баловать слуг, госпожа, - с крайним недовольством выговорила она Луминице. - У меня расписаны все траты на год, и среди них не запланировано транжирство.
- Спасибо, Констанца, - сказала Луминица, сделав вид, что она не слышала ворчания экономки.
Она тут же отправилась на конюшню к Янко, где застала старика собирающим его скромные пожитки. Михэицэ стоял в стороне, понуро повесив голову.
- Это я не уследил за скакуном кнеза, - покаянно признался он. - Я попытался объяснить все Михаю, но тот только обещал меня выпороть в следующий раз и все равно выгнал Янко.
- Эх, Михэицэ, не бери в голову, - махнул рукой Янко. - По дороге скакун расковался. Не он первый, не он последний. Ни ты, ни я тут ни при чем. И потом рано или поздно, но меня бы все равно турнули отсюда. Кому я, старый пердун, нужен?
- Вам кнез в благодарность за службу вот награду передает, - сказала Луминица, стыдливо протягивая мешочек денег.
- Благодарю, голубушка, - сказал Янко, поклонившись, и ласково заглянул в грустные глаза девушки, которые она отводила в сторону. - Ну вот еще плакать ваша милость вздумала! Из-за чего? Все хорошо будет! Я теперь свободный сокол! Хочу - направо пойду, хочу - налево! Хочу - цуйку буду пить, хочу - харинку! Хочу - танцевать, хочу - девушку обнять!
И Янко весело подмигнул Луминице, которая уже было начала шмыгать носом, но теперь улыбнулась ему сквозь слезы. Старик подхватил мешок и закинул его себе на плечи.
Во дворе столпилось несколько слуг, которые вышли провожать бывшего конюха. Тетушка Оана, всхлипывая, обняла старика. Все говорили Янко напутственные слова, но замолчали, увидев вышедшего во двор Михая. В руке Михай держал чарку вина.
- На, выпей, старик, напоследок доброго вина из запасов кнеза. За здоровье щедрого господина!
- Благодарствую, господин Михай! – поклонился Янко и поднял высоко вверх дрожащей рукой чарку вина. - За кнеза! Пусть ему жизнь такой же мерой отмеривает, как он людям! За его доброту и щедрость! За вас, ласковая госпожа!
И он выпил всю чарку. Потом поклонился стоящим вокруг людям и зашагал из замка. Луминица смотрела ему вслед, закусив губу, чтобы не расплакаться при всех.
- Тетушка Оана, - спохватившись, спросила она собравшуюся уходить кухарку. - А где Данута? Почему она ко мне не пришла сегодня?
- Данута? Да вроде послали ее куда-то с поручением, что ли, - сказала Оана.
- Скажите, чтобы она ко мне зашла, как вернется, - попросила Луминица.
Надо же, как жаль, подосадовала она про себя. А ей именно сейчас хотелось поговорить с Данутой по душам. Кнез занялся своими делами и сказал, что жена может быть сегодня свободна и идти на прогулку или куда ей заблагорассудится. Вот кой черт Дануту так не вовремя услали из замка? И погода такая хорошая: в самую пору пойти к пруду. Может, поехать покататься на Череше? Но вдруг Данута в это время вернется?
Луминица подождала еще немного, потом все же попросила оседлать Черешу и покаталась немного вокруг замка, но настроения кататься не было, и она вернулась в замок. Дануты все еще не было.
Луминица ходила по замку, не зная, чем занять себя до возвращения подруги. Им надо было так много обсудить! Однако Данута так и не пришла к госпоже до вечера. Ложась в постель, Луминица долго ворочалась. Она думала о словах кнеза, о той деревне, которую когда-то сравняли с землей, о бедном Янко, который теперь брел где-то по дороге, о том, когда же кузнец наконец сделает ключи, и Луминица сможет пробраться в подземелье. Теперь Луминица решила действовать в одиночку и ни в коем случае не вовлекать в свои опасные предприятия дорогих ей людей. Тысячи мыслей витали в ее голове и не давали сомкнуть глаз, и Луминица заснула с трудом и со смятенной душой.
Во сне она увидела пыльную дорогу и бредущих по ней Янко и Дануту. Луминица пыталась догнать подругу, но как ни спешила, не могла этого сделать. Луминица кричала Дануте, умоляла обождать ее, но та даже не обернулась. А вскоре старик с девушкой и вовсе скрылись за поворотом дороги. Тогда Луминица горько расплакалась и села на обочине, раскачиваясь от острого чувства заброшенности и одиночества.
Утром Луминица проснулась с тяжелым сердцем от каких-то непривычных звуков. Ухо уловило далеко внизу во дворе женские причитания и крики.
- Ой, что же это делается, боженьки мои! Ой, горе, горе!
- Да за что это ее! Ой, жалость-то какая! Вот беда, так беда!
Луминица вскочила и стала быстро натягивать одежду, собираясь бежать вниз. В комнату вошли служанки с чистой юбкой и рубашкой.
- Доброе утро, госпожа, - поклонились они.
- Что случилось? – спросила Луминица, тревожно глядя им в глаза.
Служанки переглянулись.
- Не велено нам говорить, госпожа, - нехотя призналась Надья.
- Кем не велено?
- Господин Михай велел помалкивать.
- Что за наглость! – рассердилась Луминица. – В чем дело – отвечайте!
Но служанки только мялись и переглядывались.
Лишившись терпения, Луминица раздраженно указала на одежду. Вскоре торопливо одетая и наспех причесанная Луминица сбежала вниз. Около выхода, ведущего во двор, ее поймал Михай.
- Не стоит ходить туда, ясноокая госпожа, - нахмурившись, сказал он и загородил Луминице дорогу.
Луминица вспыхнула.
- Ну-ка уйди! – сквозь зубы процедила она. Однако Михай стоял как вкопанный.
Луминица беспомощно посмотрела на него. Меряться с ним силой она не могла.
- Пропусти ее! – раздался со двора приказ. Михай оглянулся, кивнул и посторонился. Луминица бегом слетела вниз.
Во дворе она увидела толпу слуг, которые окружили повозку. В толпе был слышан негромкий плач и перешептывание. При виде Луминицы все заоглядывались и замолчали. Два крестьянина, видимо, хозяева повозки, сняв шапки, понуро и молча стояли перед кнезом. Луминица подошла к мужу. Он хмуро кивнул ей и снова поворотился к крестьянам. Те поклонились госпоже.
- … и вот поехали мы лесом, кнез, ну, той дорогой, что поодаль, через ущелье идет, - опять начал путано объяснять один из крестьян.
- К Хромому Пеше мы ездили, - торопливо добавил другой и поклонился.
Кнез досадливо поморщился.
- Продолжай! – приказал он первому.
- Ну, едем мы, значит, уж рассвело давно. А как подъехали к тому месту, конь вдруг да и остановился. Хрипит, дальше идти не хочет, в лес косится, а сам дрожит.
- Спужался сильно, вот и не хотел ехать дальше, - добавил второй крестьянин.
Первый крестьянин строго посмотрел на второго, и тот снова замолчал.
- Да, спужался конь, идти не хотел ни в какую. Стали мы его успокаивать. А я и говорю: «Надо посмотреть, что там такое». Чуть в сторону за деревья отошли, а там…
Крестьяне замолчали и перевели взгляд на повозку. Луминица испуганно посмотрела на кнеза, потом пошла к повозке. Сердце забилось. При приближении Луминицы слуги расступились. Подойдя к повозке, Луминица застыла в ужасе.
На сене, полуприкрытая рогожей, лежала мертвая Данута. Девушка лежала навзничь, и ее серые глаза смотрели в небо. Волосы растрепались и слиплись от крови, платье тоже было залито кровью. Было видно, что она куда-то бежала: юбка была порвана, руки и лицо оцарапаны, одежда была испачкана землей и покрыта листьями. Одну руку Данута сжала в кулак и прижала к груди, другую уронила вдоль тела. Пальцы были испачканы землей.
- Как же так? – спросила Луминица и обвела присутствующих недоумевающим взглядом. Под ее взглядом слуги опускали глаза.
Сзади крестьяне продолжали свой рассказ.
- Я сразу ее узнал, помнил, что она в замке живет. Вот мы и решили ее привезти.
- Вы видели кого-нибудь еще в лесу? – спросил кнез.
- Нет, никого не видели, вот те крест, – крестьяне перекрестились.
- Видимо, она от зверя убежать пыталась, но он ее… Там вся поляна помята, и кровь на земле.
- Сучья поломаны. Видать, здоровый зверь был. Но съесть ее не съел. Может, спужался, а может, потом хотел вернуться.
- Да, не могли же мы ее там оставить. Вот в замок и привезли. Прощенья просим, ежели что не так сделали.
Крестьяне в пояс поклонились.
- Нет, все так. Вы все правильно сделали. Получайте награду.
Мелькнули монеты. Крестьяне торопливо попрятали вознаграждение и суетливо закланялись.
- И милости у вас просим, господин, - снова поклонившись до земли, сказал один из крестьян, не спеша трогаться с места.
- Ну что еще? – недовольно бросил кнез.
- Да ведь почитай и месяца не проходит, как кого зверь этот не задерет, - с робостью сказал крестьянин. – С начала весны напасть эта. Ну, раньше волки-то тоже осенью и зимой озоровали. Но чтобы весной и летом… Да ни в жисть такого не было! А в этом месяце это уже вторая девка. Надо бы облаву какую устроить… Мы, ежели что, господин, людишек соберем, подсобим загонщикам. А то ведь страшно в лес идти.
Второй крестьянин рьяно затряс головой, соглашаясь с первым.
- Ладно, я подумаю, - поморщился кнез. – Идите!
И он решительно повернулся к жене, которая стояла, не в силах ничего сказать или сделать.
- Несите умершую в ее комнату, - раздался приказ кнеза, и слуги зашевелись.
Дануту достали из повозки и понесли в крыло, где размещалась прислуга. Вслед за всеми, спотыкаясь, пошла и Луминица.
- Луминица, вы куда? – попытался остановить ее кнез, но девушка лишь кинула на мужа затуманенный горем взгляд и пошла вслед за слугами. Кнез махнул рукой.
Дануту положили на доску в той комнате, где она жила при жизни. Это была маленькая коморка недалеко от кухни на первом этаже. Зажгли свечу и повесили чистое полотенце. Каморка была такая маленькая, что чистое полотно, калачи, чашку и другие поминальные дары пришлось класть в соседней комнате. Пока ждали обмывальщиц, Луминица все время сидела рядом с телом Дануты. В голове у нее все время повторялась одна и та же бессмысленная фраза: «Этого не может быть. Я сейчас проснусь, и этого не будет. Я просто сплю». Душа никак не хотела принять реальность. Да как же это? Вот вчера, нет, позавчера Данута заходила к ней, она сказала, что… Луминица крепко зажала губу, чтобы не застонать от сердечной боли, резко пронзившей ее.
Пришел Михай, сердито цыкнул на девушек-служанок, мол, нечего тут прохлаждаться, работа ждет, сердито скользнул взглядом по Луминице, но сказать что-либо не посмел.
Когда пришли обмывальщицы, чтобы делать свою грязную, но необходимую работу, Луминица отказалась уходить и лишь вышла в коридор, чтобы не смотреть.
Дануту раздели, тщательно собирая одежду в одну кучу, и стали обмывать. Луминица стояла в коридоре, однако причитания обмывальщиц привлекли ее внимание, и она вошла вовнутрь.
- Господи, что же это за зверь ее рвал?!
- Боже мой, какие раны!
- С весны в горах неспокойно. Волки, что ли, озоруют, на людей и летом, и средь бела дня нападают.
Луминица подошла поближе. На плече Дануты вблизи шеи виднелись страшные следы укусов. Горло было разорвано. Спина была исполосована следами когтей.
Луминицу замутило. Она выскочила из комнаты, чтобы отдышаться. Голова кружилась. Однако что-то в глубине души подсказывало Луминице, что этот путь она должна пройти до конца. Ведь она была одним единственным близким человеком у Дануты.
Луминица собрала волю в кулак и вернулась в комнату. Дануту уже обмыли, переодели в свадебную одежду, которую приказала принести Луминица, и положили в гроб. Глаза ее были закрыты, и теперь казалось, что девушка просто спит. Она выглядела красивой и спокойной, только очень бледной. Одну руку обмывальщицы так и не смогли сдвинуть, чтобы скрестить руки на груди. На грудь Дануты положили крест. На голове был венок из цветов. А поперек гроба обмывальщицы положили острый серп.
- Это зачем? – устало спросила Луминица.
- Это так положено, ласковая госпожа. Это так надо, - зачастила одна из старушек.
- Иначе встанет и ходить будет, - мрачно сказала другая. - Вон какой смертью нехорошей померла. Непременно ходить будет.
- Не будет, - сердито сказала Луминица и убрала серп.
- Да вы что, госпожа! Нельзя так оставить. Она свой срок жизни не прожила. Раньше времени жизнь оборвалась. Пока срок жизни до конца не исполнится, не упокоится. Точно ходить будет. Такие всегда ходят. Вон, слышали, что в соседнем селе случилось?
Луминица отрицательно и равнодушно покачала головой и машинально уселась слушать.
- Жила там молодица одна. Был у нее муж любимый. Пошел как-то в лес и пропал. Всем селом пошли его искать. Нашли. Волки его заели. До смерти. Принесли домой, все честь по чести сделали. А чего не сделали, того не ведаю, видать, чего-то не доглядели.
- Жена виновата, - сердито сказала мрачная обмывальщица. - Убивалась по нему сильно. Все ходила на могилу, плакала. Покоя ему не давала. Грех это большой по умершим так сильно плакать. Они на том свете будут ведра слез таскать, что близкие наплакали.
- Ну вот, короче, кто оплошку и где допустил, не знаю, но стал умерший муж к жене ходить. В доме нечисто стало. Вещами стучит, посуда по дому летает. А потом стали замечать, что женка эта сохнуть начала. Уж мать ее на нее наседала: «Говори, с каким нечистым спуталась?» Сначала не хотела говорить, молчала, а потом призналась, что муж ее покойный, Уодим, до нее ходит. Уж так она горевала, все просила, чтоб до нее он пришел. Раз, мать рассказывала, сидят дома, а на улице ливень страшенный идет. Вдруг как кинется на улицу. Мать: «Куда?» - «Уодим там мой под дождем стоит! Вымок весь, любимый, просит, чтоб в дом пустила!» - «Куда ты, несчастная, совсем ума лишилась?!» Еле удержала, не пустила ее.
- Это не муж, это лихое ее звало, - кивнула мрачная обмывальщица.
- Ну вот, как поняла мать, что мертвый к ней ходит, побежала к священнику. «Что делать? – спрашивает. - Дочь-то не хочет его отпускать. Думает, что любимый ее к ней ходит. Караулю я ее, целыми днями от себя не отпускаю. А отогнать его и не могу. Как ночь, нападает на меня такой сон тяжелый, что руки пошевелить не могу. Иной раз слышу, как ходит вокруг дома, зовет ее. А она и откликается. Рада-радехонька, думает, что любимый пришел. А это, может, и не он».
- Да, бывает так. Наденет нечистый шкурку-то умершего и ходит, мучит душу живую, пока до смерти не замучает.
- Ну, священник и научил ее, как сделать так, чтобы дочь ее сама убедилась, что не муж это, а нечистый ее мучит. Наказала она дочери пол около лежанки золой посыпать, а утром посмотреть. Утром дочь плачет и кличет: «Матушка, глянь-те ка!» Смотрят, а следы на золе-то не человечьи.
- А чьи? – шепотом спросила Луминица.
- Да толком не разберешь. То ли свиные, то ли петушиные. Но точно не человечьи. Молодица плачет. «Мама, мама, - говорит, - он меня на следующую ночь с собой звал. Навсегда, говорит, тебя с собой заберу. Очень уж тоскую без тебя. Мама, мама, что ж мне делать-то теперь?» Стали тут девку отчитывать. Молитвы над ней читали. Травы святые ей в волосы заплели: руту и тою. Научил ее священник, как мертвого отвадить. Вот приходит тот ночью к молодице, а ее научили одеться нарядно и сидеть ждать его. Приходит нечистый, а она бусы разные, украшения там какие-то на себя цепляет. Он и спрашивает: «А ты куда собралась-то?» - «Да вот зовут меня на свадьбу». - «А кто женится? – «Да мои родные брат с сестрой свадьбу играют». – «Не бывает того, чтобы брат на сестре женился». – «А не бывает того, чтобы мертвый к живой ходил!» - говорит. Тот лицом исказился, к ней подойти хотел, а не может. Травы священные не пускают. «Ну, повезло тебе, - говорит, - насилу догадались. Если б не рута и не тоя, была бы ты моя». Зубами злобно заскрипел, как вихрь тут по дому пронесся, и нет его.
- Ну и как? Спаслась она от нечистого? – поинтересовалась Луминица.
- Да, спаслась, говорят. Дом маком обсыпали, и не ходил он боле.
- Много ты слышала, - буркнула мрачная обмывальщица, - не так все кончилось. Молодица-то после того, как мертвый к ней ходил, тяжела оказалась. Все так уж и ждали, что с рогами какого родит. Только тот-то, видно, ее оставить не захотел. Подкараулил где-то. Нашли ее в огороде мертвую. А рядом крест сорванный валяется. Он, видно, крест сорвал, да и задушил. Замучил ее до смерти нечистый. Разрезали ее, а у нее живот песком напихан.
- Боже, какой ужас! – закрыв рот руками, сказала Луминица.
- Да уж, госпожа, и так бывает. Ну тут уж взяли, разрыли могилу его и проткнули колом. А могилу тоже маком обсыпали вокруг. И священника позвали, чтоб запечатал он мертвого. Чтоб тот не ходил и живых не трогал.
Обмывальщицы замолчали и оглянулись на Дануту. Одна из них снова взяла серп и положила поперек гроба.
- Так оно спокойнее будет.
В коморку заглянула Констанца. Обмывальщицы получили из ее рук награду и, поклонившись Луминице и Констанце, ушли.
- Вы бы тоже шли, госпожа, отдохнуть. Я сейчас пришлю кого-нибудь посторожить Дануту. А вы идите себе, - предложила Констанца.
- Нет, Констанца, ты как хочешь, но я отсюда не уйду, - твердо сказала Луминица.
- Как знаете, а только кнез гневаться будет, - недовольно сказала экономка, еще раз бросила колючий взгляд на Луминицу и ушла.
Луминица осталась с мертвой на весь день, выходя из комнаты лишь ненадолго и когда убеждалась, что на замену ей пришли другие. «Я не оставлю тебя, Данута, не оставлю, - шептала она, и слезы лились у нее по щеками, - никакому нечистому я не позволю прийти и взять твою душу. Прости, милая, что не спасла тебя. Как же так, как же так получилось?! Почему я не смогла уберечь тебя? Что же с тобой случилось?»
Тайна смерти Дануты терзала Луминицу. Она не могла понять, как так получилось, что девушка погибла. Что с ней случилось? Почему она не вернулась в замок, выполнив поручение? Зачем пошла в лес? Кто напал на нее? Волк, какой другой зверь? «Ну почему, почему, Боже, за что? Ну почему именно Данута?» Вновь и вновь перед глазами Луминицы вставали печальные добрые глаза Дануты, ее лицо с ласковой грустной улыбкой, и сердце Луминицы пронзала боль.
В соседней комнате сидели слуги и играли в разные игры. До Луминицы иногда долетали веселые голоса. Смех и веселье должны были не дать злу укорениться и остаться в доме после того, как мертвая покинет эти стены и обретет последнее пристанище в земле.
На ночь Луминица тоже отказалась уходить из комнаты Дануты в свои покои. Пришел сам кнез.
- Луминица, дорогая, я думаю, вам надо отдохнуть.
Луминица подняла на него измученные опухшие глаза.
- Простите, Думитру, но я не могу, - чуть слышно, но убежденно сказала она. – Данута была мне дорога. Я хочу остаться с нею до конца.
Кнез недоуменно приподнял брови.
- Помилуйте, Луминица, это же была простая служанка. О ней позаботятся другие слуги. Я вас просто не понимаю. Это неприлично, в конце концов.
Луминица слегка смутилась, но убежденность в своей правоте заставила ее преодолеть смущение.
- Думитру, я понимаю, что это вызывает ваше недовольство, но я чувствую, что должна остаться, и останусь. Простите меня.
Она твердо посмотрела в глаза мужа.
- Ну, что ж, - холодно произнес кнез, - вы можете задержаться, но надеюсь, что подобные капризы не будут слишком часто повторяться. Спокойной ночи.
Кнез поцеловал жену и вышел.
