Книги
Кнез приехал ночью и поднял на уши весь замок. Михэицэ принял усталых коней, Констанца подняла спящих служанок, которые побежали топить мыльню и тормошить кухарку, которая наскоро разогрела еду проголодавшимся с дороги кнезу и слугам. Прохлопотали полночи. Помывшись и поев, хозяин замка лег отдыхать.
Одна безмятежно проспавшая всю ночь напролет Луминица узнала об этом уже наутро. Служанки не преминули ей сообщить об этом сразу же, как только она проснулась.
- Господин еще изволит почивать, - доложила Дрина, причесывая Луминицу. - Наверное, встанет не рано. Спрашивал о вас по приезде. Мы сказали, что вы уже спите, и он не стал вас тревожить.
- Михай с ним?
- Да, господин Михай тоже вернулся вчера ночью с кнезом в замок. Очень сердился на Янко.
- Вот как? – заинтересовалась Луминица.
- Да, Янко спросонья замешкался, не так расторопно лошадей принимал, как обычно. К тому же оказалось, что в дороге у скакуна кнеза одна подкова чуть не расковалась. Кнез разгневался из-за задержки: пришлось к кузнецу заезжать. Михай во всем Янко винит: совсем, дескать, старый мышей не ловит. Михэицэ было дернулся, стал говорить, что это его вина: он за конем кнеза ходил. Михай сказал, что выпорет его, если еще такое повторится, но поскольку сейчас главным конюхом Янко, то с него спрос. Поэтому Янко разжалуют, раз от него уже толку нет никакого.
- Жалко Янко, - заметила Луминица, вспомнив веселого старого притворщика и балагура.
- Как господин Михай скажет, так и будет, - равнодушно пожала плечами Дрина.
- Ты свободна, - с досадой махнула на нее рукой Луминица.
Оставшись одна, она открыла шкатулку с украшениями. Странно - ее любимого зеленого кулона не было. Луминица попыталась припомнить, куда она его дела, но вчерашний день после страшного потрясения, пережитого ею и Данутой в подземелье, полностью стерся у нее из памяти.
Луминица нахмурилась. Она любила батюшкин подарок и всегда носила его под рубахой вместе с нательным крестиком, снимая только во время купания и сна. Да куда же он делся? Луминица поискала в другой шкатулке, потом под кроватью, даже не поленилась покопаться в сундуках с одеждой, но кулона нигде не было.
Луминица расстроилась. Эта пропажа случилась уже второй раз. И в тот раз кулон чудом вернулся к ней. Его принес Тамаш. И вот снова оберег ускользнул от нее. К добру ли это? Луминица не могла отделаться от чувства, что судьба готовит ей какую-то неприятность. Настроение, и так не особенно веселое после вчерашней неудачи, омрачившееся после известия о возвращении кнеза и ставшее грустным после новости про Янко, упало окончательно.
- Ты не знаешь, Данута, куда мог деться мой кулон? – спросила она у пришедшей к ней подруги.
- Какой кулон?
- Такой, с зеленым камнем.
- Который на вас в мыльне был? Вы еще его сняли с себя?
- Да, Данута, он самый.
- Не знаю, госпожа. Жаль, если потерялся. Такой красивый камушек. И ценный, небось.
- Он дорог мне как подарок батюшки. Жаль. Если найдется, скажи мне.
- Непременно, госпожа. Мы гулять сегодня пойдем?
- Нет, Данута, сегодня нет. Ты иди к себе.
- Хорошо. Там тетушке Оане на кухне помощь нужна. Так я на кухне буду.
- Иди, Данута.
Луминица сочла, что уходить из замка, не повидав мужа, нельзя. Кнез вернулся домой, и жизнь Луминицы снова попала в полную зависимость от его прихотей и настроения. Только сейчас Луминица ощутила в полной мере, чего она лишилась с приездом мужа: пока кнеза не было, она могла дышать полной грудью, ходить, не пригибая голову, и говорить, не боясь быть услышанной. И это не говоря о безмятежных ночах. Но вот муж вернулся, и ее жизнь снова будет вогнана в железные рамки, устанавливаемые супругом и господином.
В ожидании мужа Луминица уселась в библиотеке. Ей почему-то припомнилась книга того грека-изобретателя, которая однажды попалась ей на глаза. Где же она была? Луминица взобралась на кресло и отодвинула книги на верхней полке. К счастью, фолиант стоял на месте, там, куда она его засунула в прошлый раз. Луминица спустилась вниз и взяла в руки текст, который ее так заинтересовал в прошлый раз.
Что ж. Теперь она знала и про consolamentum, и про то, что грек из Тулузы попал в замок Чанадина, убегая то ли от преследования католической церкви, то ли от своей совести. А можно ли убежать от своей совести, задумалась Луминица. Однозначно нет. Может быть, тот грек-механик искал успокоения и забвения от горя в своей работе? Скорее всего.
Луминица перечитала описания некоторых изобретений, которые так поразили ее в прошлый раз. Потом снова вернулась в начало книги и пробежалась глазами по строчкам. Туманное начало книги все так же беспокоило ее.
«…Блажен тот, кто сможет выйти из тьмы преисподней на свет Божий. Не всем дано пройти искус и спастись. Помнить надо о западнях, которые уготовил враг человеческий на пути грешника, взыскующего пути верного. Путь есть только один, а остальные пути неправильные, и смерть подстерегает того, кто ошибется…»
О чем он писал, задумалась Луминица. О том, что сам попал во тьму? Во тьму сожаления о своем предательстве? Во тьму раскаянья? Наверняка, его мучили воспоминания о том, что из-за него убили единомышленников. Или он писал о жене, которая в ослеплении веры убила собственного ребенка? Тоже возможно. Западня. Луминица и сама ощущала себя в западне. И во тьме. Как бы она хотела выбраться из тьмы. Ей невольно вспомнились ее вчерашние блуждания под землей. Тьма и ужас. Ужас пойманного в ловушку зверя, который уже никогда не выберется на свет… Луминица нахмурилась. Сегодняшняя книга почему-то навела ее на мысли о вчерашних приключения. Но как? Где тут связь? Почему Луминице казалось, что между ними есть что-то общее? Луминица снова пробежалась глазами по тексту.
«…Ибо гордыня человеческая – самый страшный грех, и тот неосторожный, кто последует вперед с гордыней, будет пойман в железную ловушку лукавого и не сможет выбраться из нее. Это третий искус. Помни, что смирение, одно смирение сможет спасти тебя. Не дерзай идти по горам гордыни, но ступай долинами смирения. Будь бдителен, не дай себя погубить Сатане…»
Луминица почувствовала, что догадка вертится у нее в голове, и она испугалась, что упустит кончик своей странной мысли. Мысли необычной и нуждающейся в логическом обосновании. Хорошо, будем рассуждать здраво. Грек был изобретателем. Он сделал для Чанадин шкаф с секретом. Только один шкаф? Вряд ли. Судя по его книге, грек был специалистом в разных областях. А внизу под замком длинный подземный проход. И в самом начале их с Данутой поймали в ловушку. Вот! Вот оно! И в книге тоже было слово «ловушка». А если предположить… если предположить, что грек придумал этот подземный ход? Да, без изобретателя и механика Чанадин бы не обошелся. Слишком сложное строительство: и замок на скале, под которым проход к воде, и искусственный пруд. И это не говоря уже о хитроумной ловушке с плитами, которые запускают механизм, опускающий решетки. Ведь буквально через несколько страниц было описано схожее устройство. Где это было? Луминица перелистнула страницы. Ну точно. Так и есть. Вот оно. Пусть не то же самое, но похоже, очень похоже.
Хорошо. Будем рассуждать дальше. В книге грек описал различные механизмы. Так с какой стати вначале он пустился в философские и религиозные рассуждения? Причем, какие-то невнятные, туманные. А если предположить… если предположить… У Луминицы даже вспотели ладони от догадки. А если предположить, что он описал здесь совсем иное? «Путь из тьмы к свету». Разве это не похоже на подсказку? Путь из замка наружу – вот о чем он писал. Но он не решился писать об этом прямо. Почему? Да потому что это тайна. Однако карту-путеводитель для потомков своего благодетеля и заказчика он тоже должен был оставить. Луминица чуть не запрыгала на месте от радости, что она оказалась такой догадливой. Ладно. Дело осталось за малым – разгадать загадки грека. А вот это было не так уж просто. Но попробовать надо. И Луминица снова открыла текст.
Итак, в тексте прямо говорилось о трех искусах, то есть испытаниях. Значит, три ловушки. Она вздохнула. В первой Луминица уже побывала, и этот опыт отнюдь нельзя было назвать приятным. Но хоть польза от него была, вздохнула девушка. Теперь, когда Луминица знала, о чем идет речь, смысл текста стал ей предельно ясен.
«…Ибо гордыня человеческая – самый страшный грех, и тот неосторожный, кто последует вперед с гордыней…» Ну конечно, все просто. Нечего было идти вперед с таким самомнением, как они шли с Данутой. Вот дуры-то: были уверены, что все будет просто и легко. Их чуть не погубило их самомнение, читай – гордыня. «…будет пойман в железную ловушку лукавого и не сможет выбраться из нее…» О да! Если бы им не помогли, то они, возможно, и до сих пор были бы под землей. Только уже хладными трупами. Луминица содрогнулась. «Это третий искус». Но почему третий, а не первый? Луминица поразмыслила. Нет, все правильно. Грек, судя по всему, описывал путь из тьмы к свету, то есть путь из подземелья наружу. Это и логичнее: ведь он оставлял подсказку наследникам замка, а не лазутчикам. «Помни, что смирение, одно смирение сможет спасти тебя. Не дерзай идти по горам гордыни, но ступай долинами смирения…» Вот она – подсказка! Им нельзя было ступать на выпирающие плиты, а надо было идти в промежутках между ними, тогда бы ловушка не сработала.
Луминица откинулась назад. Нет, все равно описание очень сложное. Если бы она не знала, в чем дело, ни за что не догадалась. Даже сейчас у нее были сомнения в том, что ее догадки относительно загадочного текста верны, а не являются ее домыслами. Вдруг ей просто хочется, чтобы это было так, а на самом деле это все ерунда и ее фантазии?
Луминица снова вернулась к тексту. Что там было в начале?
«…Блажен тот, кто сможет выйти из тьмы преисподней на свет Божий. Не всем дано пройти искус и спастись. Помнить надо о западнях, которые уготовил враг человеческий на пути грешника, взыскующего пути верного. Путь есть только один, а остальные пути неправедные, и смерть подстерегает того, кто ошибется...»
Так. Более или менее понятно. Выход из подземелья только один. Если пойдешь неправильным путем, то умрешь. Доходчиво.
«Первое, чему следует опасаться путнику, ступившему на эту дорогу - это бездны отчаянья, в которую будет низвергнута душа слабая, не имеющая твердого основания и упования на милость Господню. Помни – только вера в Него поможет преодолеть эту преграду. Ибо сказало в Святом писании: «Я есмь свет миру, и кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни».
Луминица в отчаянье покачала головой. Вообще ничего не понятно, кроме того, что есть какая-то преграда, которую надо преодолеть. Снова решетка? Возможно. Надо уповать на милость Господню. «Я есть свет миру», - сказал Христос. Эти слова Луминица хорошо помнила. Но как ей это поможет? Может, надо взять с собой свет, то есть факел? А кто же будет бродить без факела под землей? Нет, какая-то бессмыслица.
Дальше шла долгая и нудная молитва. Вообще бред! Луминица сердито захлопнула книгу. Да он издевается, этот еретик-изобретатель! Луминица была так зла на него, что ей захотелось проломить тяжелым манускриптом голову самому изобретателю. Спасая себя от искушения, Луминица забралась на кресло и поставила книгу назад, спрятав ее за другими книгами. Потом выбрала для чтения старинный свиток и уселась в кресло.
Ее глаза перебегали по строчкам, не улавливая смысл текста. Луминица читала, морщась и хмурясь, пытаясь заставить себя погрузиться в историю, но у нее ничего не получалось. Ей постоянно приходили на ум загадки грека. «Я есмь свет». Что за наваждение?! Эти загадки просто привязались к ней. Как от них избавиться? Но Луминица знала себя и была уверена, что рано или поздно она догадается. Так с ней было всегда. Рано или поздно она находила решение проблемы. Надо просто дать мыслям утрястись в голове, походить некоторое время с ними, и тогда все решится само собой.
Однако сейчас загадки грека продолжали ее дразнить, поэтому когда Луминица услышала шаги мужа, то отложила свиток в сторону даже с некоторым облегчением.
Увидев жену, кнез застыл на пороге комнаты.
- Луминица!
- Мой господин!
Луминица подошла к мужу и поклонилась.
- Вы загорели, Луминица, - заметил кнез, жадно разглядывая жену.
- Я много гуляла, - сказала смутившаяся Луминица.
- Ничего, легкий загар вам только к лицу. Это хорошо, что вы много гуляете. Надеюсь, вы не уходили далеко от замка?
- Что вы, Думитру! Я гуляла около пруда, ходила в церковь, а недавно смотрела в селе Папаруду.
- Ну да, - улыбнулся кнез. - Я и забыл, что вы любите такие вещи.
- Надеюсь, вы не сердитесь, Думитру?
- Отнюдь.
Луминица прочитала в глазах мужа непривычную для нее мягкость и нежность.
- Подойдите ко мне ближе, Луминица.
Луминица повиновалась. Кнез обхватил лицо жены ладонями и приподнял.
- Как же я соскучился по вас, моя милая девочка. Не думал, что когда-нибудь буду так скучать по кому-нибудь. Со мной это впервые, клянусь Богом, Луминица. Вот видите, вы тоже имеете надо мной власть.
Кнез коснулся пальцами лица девушки и легко провел по ее бровям и по нежно заалевшим от смущения щекам. Потом по пухлым губам, слегка раздвинув их. Затем кнез притянул к себе жену и жадно впился в ее рот. Луминица почувствовала, как голова начинает кружиться, а живот тяжелеть и тянуть вниз.
- Луминица, милая, как же я соскучился, как соскучился, - хрипло шептал ей муж, скользя руками по груди и шее. - Как же мне не хватало вас…
- Кхе-кхе… - раздалось сзади покашливание. - Обед подан, мой господин, - холодный почтительный голос Констанцы отрезвил Луминицу, которая смущенно отпрянула от мужа.
- Спасибо, Констанца, - ровным голосом поблагодарил кнез. - Мы сейчас придем. Ты иди.
Но Констанца продолжала стоять, ожидая, пока господа пройдут в трапезную. Кнез улыбнулся, взял за руку жену и мягко подтолкнул к выходу. Проходя мимо Констанцы, Луминица столкнулась взглядом с экономкой, и в этом взгляде стояла такая лютая стужа, что у девушки озноб пробежал по спине. Однако Луминица не опустила глаза, а только презрительно искривила губу и подняла голову выше.
