Книги
8-го ноября, в последний день Красненских сражений, уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось чернолиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе 3000, теперь, в числе 900 человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревню на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего лòговища и пищи. Одна часть солдат разбрелись, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари, и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
— Ну, ну, разом, налегни! — кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и наконец плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо-радостный крик и хохот.
— Берись по-двое! рочаг подавай сюда! вот так-то. Куда лезешь-то?
— Ну, разом... Да стой, ребята!.. С накрика!
— Все замолкли и негромкий, бархатно-приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, в раз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» но несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся и в установившемся молчании, слышалось тяжелое пыхтенье.
— Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби... тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, сажень в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
— Иди что ли... Падай, эка... Чего стал? То-то...
Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
— Вы. чего? — вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
— Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! — крикнул фельдфебель и с размаха ударил в спину первого подвернувшегося солдата. — Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал покряхтывая обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
— Вишь, чорт, дерется как! Ажь всю морду раскровянил, — сказал он робким шопотом, когда отошел фельдфебель.
— Али не любишь? — сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице-короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Всё делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный осьмою ротой плетень поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров, — кто чиня обувь, кто куря трубку, кто до нага раздетый, выпаривая вшей.
