18.
На завтрак я опоздала. Пришла, когда почти все семейство сидело за столом. Похожее на стаю ворон. Все уже с утра надели черное, чтобы потом не переодеваться: похороны были назначены на полдень. Энрико с Маргеритой к столу не вышли. Наверняка встали рано и поели у себя в комнатах. Но вот почему не появился дядя – это беспокоило.
Я не проспала, но Люсиль долго не могла затянуть на мне корсет так, чтобы и платье сидело сносно, и можно было дышать.
- Не надо сильно, - попросила я, когда она изо всех сил тянула шнуровку, упершись ногой в край кровати.
- Держитесь крепче за спинку, мадемуазель. И живот втяните. Если затянуть слабее, платье не застегнется.
- А если сильнее, то упаду в обморок. На похоронах.
- На похоронах это никого не удивит, - с последним рывком Люсиль завязала концы и спрятала их под корсет. – Не забудьте перед началом вернуться за шляпкой и перчатками. В Америке не носят перчатки?
- Кто как, - я пожала плечами и тут же об этом пожалела: резких движений делать не стоило.
В течение дня шнуровка постепенно ослабевала, при переодеваниях ее подтягивали. Но с утра туго затянутый корсет казался особо изощренной пыткой. Тем более за завтраком. Возможно, со временем это должно было войти в привычку, но пока я страдала.
- Никогда не любил Камбер. Вечно здесь мерещится всякая чертовщина, - сказал мсье с крашеными усами.
До этого я не прислушивалась к общей беседе, сражаясь с отрыжкой от стиснутого желудка, но тут навострила уши.
- И что тебе опять померещилось, Эжен? – снисходительно поинтересовалась дама с двойным подбородком. Черное платье не стройнило ее, а наоборот подчеркивало объемы, никакой корсет не спасал.
- Вышел ночью из комнаты, а по коридору что-то скачет. То ли рыжее, то ли бурое. Думал, кошка. Большая кошка. Но оно на задних лапах скакало.
Ну едрить твою, дядя! Какого черта в комнате не сиделось? А вдруг тебя пристукнул кто ночью со страха?
В этот момент в столовую вошел он сам, собственной персоной, и сел рядом со мной. Я вздохнула с облегчением. Присутствующие одарили его неприязненными взглядами и на приветствие ответили невнятными кивками.
- Ну и что, Эжен? - напомнила полная дама. – Что там дальше было с той скачущей кошкой?
Я изо всех сил наступила под столом дяде на ногу, но он сделал вид, что не заметил.
- Ничего, - буркнул Эжен. – Она ускакала. А я ушел к себе.
- Подозреваю, ты слишком много выпил за ужином, вот и почудилось. А позволь узнать, зачем ты ночью разгуливал по замку? Шел от какой-нибудь юной прелестницы?
- То же самое хотела бы спросить у тебя, - шепнула я дяде. – Делать нечего было? И вообще у меня новости. Потом расскажу.
Эжен на вопрос не ответил. Дядя тоже. Вместо этого потянулся за кофейником.
После завтрака в замок начали стекаться люди, которые не имели отношения к семье, но все же как-то были связаны с покойным. По-дружески или по-деловому. Они сидели в холле и в гостиных, прогуливались по саду. Найти уголок, чтобы уединиться, оказалось сложно, поэтому я потащила дядю к себе, где и рассказала о том, как превратилась в Ля Сирен, и о появлении духа Филиппа.
- Русалка, кенгуру и вредный дух – неплохая команда, - хмыкнул дядя. – Не хватает только попугая-матерщинника. Значит, вот как все было. Тессеракт – накопитель энергии. Аккумулятор, конденсатор, трансформатор. Жаль все-таки, что не пришел Роберт. С ним здесь было бы интереснее, чем с каким-то заплесневелым магом. Тем более, ты говоришь, со мной он беседовать не может.
- Ты мне зубы не заговаривай, дяденька. Признавайся, какого ляда таскался ночью по коридорам? Надеюсь, не к Маргерите шел?
- Ну как тебе не стыдно, Лика? – возмутился он. Слишком праведно возмутился. – Она почтенная вдова, мы знакомы всего один день, и вообще…
- Вот про вообще мне не надо рассказывать. Говори!
- Не спалось. Решил выйти в сад. Только и всего.
- Только и всего! – передразнила я. – Увидеть тебя уже увидели. Хорошо хоть не пришибли поленом. А что было с одеждой?
- Затолкал лапами в угол. Утром забрал. А вообще мне, знаешь, немного не до того. Сейчас должен приехать этот самый д’Арбрэ.
- Спасибо, напомнил. А то ж я забыла! Только учти, в корсете далеко не убегу, если что. Десять метров – и грохнусь в обморок.
Прятаться не имело смысла. Или пан, или пропал. Мы посидели минуту молча, набираясь решимости, и спустились в холл, куда как раз вошли двое мужчин в траурных костюмах. В руках они держали трости и цилиндры. Заметив нас, один из них, постарше, быстрым шагом направился к лестнице.
- Мсье Камбер, примите мои искренние соболезнования, - сказал он дяде, склонив голову.
Я выдохнула. Дядя тоже, хотя и не так явно. Вокруг разочарованно загудели.
- Благодарю вас, мсье д’Арбрэ.
Поверенный завел беседу о жизни в Америке, и это было уже опасно: мало ли что он знал о настоящем Пьере. Дядя отвечал на вопросы уклончиво, но, к счастью, это продлилось недолго. Николя известил, что аббат, приехавший из ближайшего монастыря провести заупокойную службу, ждет в часовне.
Родственники кое-как поместились внутри, вокруг гроба, остальным пришлось наблюдать из коридора. Того самого, по которому прошлой ночью я ползла к выходу.
- Здравствуйте, Анжелика, - услышала я за спиной голос Энрико. – Мы сегодня еще не виделись.
В тесноте я даже не могла толком повернуться к нему. Он стоял слишком близко – но это, разумеется, не специально. И руки моей коснулся, конечно, тоже случайно.