Тайна виллы "Русалка"

15.

И все же стоило признать, что дядюшкин авантюризм заразен.

Вернувшись в комнату, я прилегла на кровать и задумалась. Это было моей давней привычкой: просчитывать алгоритм. Если получится так, то сделаю это, а если вот так, тогда то. Дядя Петя всегда поступал спонтанно, а я предпочитала заранее представлять себе различные варианты. Вот и сейчас прикидывала, как мы можем поступить, если поверенный не признает в нем Пьера Камбера. И как – если признает.

На пуфике у туалетного столика устроилась портниха из городка, приехавшая в фургоне с покупками, чтобы подогнать платья. Вообще-то так было не принято, платья подгоняли в ателье при магазине, но сумма, на которую мы с Маргеритой облегчили счет мсье Рене, решила дело. Девушка усердно орудовала иглой и ножницами, посматривая на меня с удивлением. Наверняка приличные дамы не должны валяться на кровати в одежде.

Впрочем, больше беспокоило другое: успеет ли она закончить до заката. Совершенно не хотелось превратиться в русалку у нее на глазах. День был тусклый и серый, и я то и дело посматривала в окно: казалось, что уже смеркается.

Наконец платья стали сидеть вполне терпимо, и портниха удалилась. Я еще раз посмотрела в окно, выходящее на море, и вызвала звонком Люсиль - у кровати на стене висел допотопный шнурок с кисточкой. Электричество в комнате присутствовало только в виде двух ламп: под потолком и в ванной.

- Люсиль, я неважно себя чувствую и, возможно, к ужину не выйду. Кстати, во сколько его подают?

- В восемь, мадемуазель.

- Если не позвоню переодеваться, значит, легла спать. И давай договоримся, если я не зову, ты меня не беспокоишь. Только если случится пожар или еще что-то в этом роде.

- Хорошо, мадемуазель. Может, вам нужно какое-нибудь лекарство?

- Нет. Если что-то понадобится, я позвоню.

Закрыв за ней дверь на ключ, я разделась до белья и пошла в ванную. Села на пол на плетеную циновку и стала ждать.

Если вдруг вырастет хвост, сниму все остальное, наберу в ванну воды и буду в ней спать. А завтра вечером заранее выйду из замка и спрячусь в кустах, чтобы оставить там одежду до утра. А если нет, тогда все равно надо будет переодеваться к ужину.

Время шло, я прислушивалась к малейшему шевелению в организме, но ничего не происходило. Устала ждать, вышла из ванной. Часы на башне пробили половину восьмого. За окном сгустилась чернильная тьма.

Ну что ж… Небольшое сожаление все же пробежало, уж больно мне понравилось парить в воде и играть с рыбками. Но не могла же я каждый вечер манкировать ужином, ссылаясь на нездоровье. Если, конечно, мы тут задержимся. Ну а раз нет, значит, нет. И слава богу. Останется лишь одно необычное воспоминание. Как сон. То ли волшебный, то ли кошмар, а может, и то и другое.

Я позвала Люсиль, переоделась и спустилась вниз. Семейство уже собралось в холле, как перед обедом. Правда, одеты теперь все были более изысканно. Не в вечерние туалеты, конечно, а в обеденные, они же, если так можно выразиться, ужинные. Разницу днем растолковала Маргерита, удивившись, что мне это неизвестно. Я, как могла, пояснила, что не отношусь к тому кругу, у которого на каждый час суток и на каждое событие отдельный туалет. И что в Америке на это вообще смотрят проще. Америка, как я поняла, была чем-то вроде другой планеты. Мало кто там бывал, и говорить о ней можно было все что угодно. Кстати, нам с дядюшкой не мешало бы тщательнее проработать легенду – наши биографии и детали жизни за океаном. Чтобы врать синхронно.

- За ужином все более церемонно, чем за обедом, - сказал Энрико, подойдя ко мне. Он остался в том же синем костюме, но сменил белый жилет на бледно-голубой, льдисто отливающий атласом. – Позвольте быть вашим кавалером, Анжелика.

Я взяла его под руку, и мы направились в столовую. Дядя, не растерявшись, с легким наклоном головы предложил руку Маргерите, одетой в бордовое платье с золотой вышивкой. Та, как мне показалось, приняла предложение весьма благосклонно.

На этот раз я очутилась между Энрико и дядей, поэтому в собеседниках недостатка не испытывала. Дело в том, что французы, хоть наши, хоть альтернативные, к еде относились как к культу. Объедаться и торопиться считалось крайне дурным тоном. Обед, а тем более ужин, мог растянуться часа на два, при этом порции подавали весьма скромные. Ну кто же не знает высокую французскую кухню: огромная тарелка размером с блюдо для пиццы, а посередине крохотный кусочек чего-то непонятного, затейливо политый соусом и украшенный чем-то загадочным. Ну и как, спрашивается, есть это два часа? Легко! Наслаждаясь каждым укусом и каждым глотком вина – непременно! А еще утонченной беседой с соседями по столу.

Мы с дядей, как и за обедом, оставались всеобщим раздражителем, но на этот раз нас подчеркнуто игнорировали. Впрочем, Энрико и Маргерита, как иностранцы, в семье тоже не пользовались особой симпатией, так что мы нашли друг друга. Беседа у нас шла по цепочке, а поскольку мы с дядей сидели рядом, могли оперативно координировать свое вранье. Общая версия у нас была такая: дядя – модный архитектор, вполне состоятельный, а я сирота и нахожусь на его иждивении. За исключением сироты, все было правдой, учитывая, что неделю в настоящей Франции я действительно находилась на его полном обеспечении.

При этом я настороженно продолжала прислушиваться к себе, поскольку так окончательно и не успокоилась. Что, если превращение в русалку не связано со временем суток? Оставалось только надеяться, что если это все-таки случится, то не одномоментно. И что, почувствовав неладное, я, возможно, успею сделать вид, будто мне дурно, и выбежать из столовой. Хотя чем перевоплощение в рыбообразную тварь в коридоре или на лестнице лучше, чем в столовой, я вряд ли могла сказать. Потому что уползти оттуда незамеченной все равно не получилось бы.