Большая спальня, обставленная тяжелой резной дубовой мебелью и занавешенная роскошными гобеленами, была жарко натоплена. Комната находилась в угловой башне, и к ней вела узкая винтовая лестница. Когда Луминицу со смехом несли по ней, ей оставалось лишь молиться Богу, чтобы ее не уронили. Скатившийся по этой лестнице вниз вряд ли остался бы жив.
Девушка, которая ничего не ела на пиру, теперь смогла подкрепиться супом и жарким, которые принесли служанки. Потом невесту повели мыться. Луминица послушно шла по ступенькам вниз, потом через двор в другое здание, а там ее уже ждала жарко натопленная мыльня. Девушка послушно дала себя раздеть и помыть, а затем тем же путем отвести назад в спальню. В спальне Луминицу раздели, оставив в тонкой рубашке, украшенной кружевами. Служанки молча поклонились и ушли.
Луминица осталась одна и осмотрелась. В комнате, освещенной только свечами и светом очага, было сумрачно. Чувство одиночества снова кольнуло девушку. Она встала на колени и стала торопливо молиться. Но у нее не получилось отдаться молитве всей душой, потому что она ежесекундно вздрагивала и замирала в испуге от каждого звука шагов. Луминица уже немного замерзла, когда закончила молиться и поднялась с холодного пола.
В центре комнаты находилась массивная резная кровать с множеством подушек и с толстой периной. Под кроватью в живописном беспорядке были разложены колючие ветки терновника – непременный атрибут спальни новобрачных.
Закоченевшая Луминица залезла в постель под теплое одеяло и сжалась в комок. Ее зубы стучали от озноба, а сердце колотилось, как у испуганного зверька. Далеко снизу до Луминицы доносился гул голосов и отголоски смеха.
Луминице показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она услышала шаги, которых так боялась. Сердце девушки забилось еще сильнее, кровь прилила к щекам, а живот пронзила боль. Луминица заметалась в постели, ей захотелось бежать из этой комнаты за тридевять земель. Но единственное окно комнаты было закрыто ставнями, а из спальни был только один выход - на маленькую площадку, где была еще дверь в комнатку служанок и лестница вниз.
Луминица слышала, как кнез весело переговаривался с кем-то внизу лестницы, и ответный смех, который разнесли каменные стены башни. Но вот он стал подниматься по ступенькам, и каждый его шаг отдавался ударом в сердце девушки. Заскрипела дверь. Муж вошел в спальню.
Кнез был весел от выпитых вин и праздничного застолья. Темные глаза ярко блестели. Увидев запрятавшуюся в одеяло девушку, он рассмеялся.
- Право, Луминица, я вас не съем. Куда вы там забились?
Кнез стал медленно раздеваться под испуганным взглядом девушки, словно наслаждаясь ее страхом. Вскоре он остался, как и Луминица, в одной рубашке.
- Ну что, вы так и будете бояться меня? Ну-ка, идите-ка сюда.
Луминица отрицательно покачала головой. Кнез нахмурился и произнес строгим голосом.
- Луминица, вы обещали беспрекословно слушаться меня, помните? Я не потерплю ни малейшего неповиновения. С этого дня я ваш господин, а вы моя покорная жена. Встаньте!
Дрожащая Луминица послушно вылезла из-под одеяла и ступила босыми ногами на ковер. Потупив глаза, она стояла перед кнезом и молча трепетала.
- Ну вот, так-то лучше, - довольно сказал кнез.
Он молча рассматривал девушку. Рассыпавшиеся по плечам длинные черные волосы изогнутыми змейками лежали на белоснежной рубашке, в разрезе которой видна была вздымавшаяся от волнения грудь девушки. Руки Луминица сжала в замок и прижала к животу. Опущенные вниз ресницы дрожали. Вот с них скатилась слезинка и упала на тонкую ткань рубашки, на которой моментально расплылось пятно и обнажило розовеющую кожу.
Голос кнеза стал нежнее.
- Ну-ну, милая, я не причиню вам вреда. Вы должны доверять мне.
Кнез подошел к свечам, и стал тушить их одну за другой по очереди. Теперь спальня освещалась только углями очага.
- Луминица, я, помнится, обещал вам в брачную ночь рассказать что-нибудь о звездах. Я держу обещания. Подойдите-ка сюда.
Кнез взял девушку за безвольную руку, подвел к окну и раскрыл ставни. На Луминицу пахнуло свежим воздухом из забранного решетками окна. Развернув жену лицом к окну, кнез встал сзади и положил руки на плечи Луминицы.
- Взгляните, дорогая, какая нынче прекрасная ночь.
Из оконного проема тянуло ночным холодом и сыростью, и Луминица сразу задрожала. Белобокая, почти полная луна как будто неслась по небу вскачь, то и дело прячась в рваных обрывках бегущих облаков. Когда она выныривала, то окрестности вновь озарялись молочным светом. Яркие звезды, видные в прорехи туч, холодно блестели на черном бархатном своде небес. Луминица дрожала от холода, но при этом ее жгли руки кнеза, которые крепко держали ее за плечи.
- Вон, видите, Луминица, там, ниже к горизонту, Орион, а вон слева наш Арктос. А вон те две яркие звезды рядом, вон там, видите - они только что показались из-за облака - это Поллукс и Кастор в созвездии Близнецов.
- Близнецов? – робким дрожащим голосом переспросила Луминица.
- Да, так называется это созвездие. Оно названо в честь двух братьев, рожденных одной земной женщиной, женой царя. Но дело в том, что отцом одного из них был бог Зевс, а отцом другого - смертный. В дар от своего отца Поллукс получил бессмертие, а Кастору суждено было умереть.
- Это как-то несправедливо, - неуверенно заметила Луминица.
- В жизни мало справедливости, и будет ли она после смерти, тоже неизвестно.
Кнез погладил Луминицу по плечам, потом обнял руками за талию и прижал спиной к себе. Луминица замерла, боясь и пошевелиться. Голова у нее начала кружиться.
- Когда Кастор умер, его душа должна была сойти в мрачное царство Аида, подземное жилище мертвых, и вечно бродить грустной тенью по его сумрачным полям. Однако Поллукс, который горячо любил брата, упросил Зевса не разлучать его с Кастором. Зевс предложил Поллуксу выбор: или стать бессмертным и вечно наслаждаться с другими богами жизнью на Олимпе, или проводить один день с Кастором в царстве Аида, а на другой день забирать брата с собой на Олимп.
Глухой голос кнеза раздавался у самого уха Луминицы, и она отдалась течению этого голоса.
- Перед Поллуксом встала дилемма: или лишиться навеки любимого брата, или пожертвовать ради него половиной своего блаженства и проводить безрадостные дни в мрачном царстве мертвых. А что бы сделали вы, Луминица?
- Я… - начала Луминица, и голос ее прервался. Одна рука кнеза поднялась выше и начала гладить ее грудь, а другая кончиками пальцев поглаживала живот.
Сердце девушки забилось, а по телу от рук мужа стали расходиться волны, доходящие до живота и вызывающие спазмы.
- Поллукс сделал выбор в пользу брата, - продолжал кнез, не дожидаясь ответа жены. - Он согласился разделить с ним и горе, и радость, и светлые дни, и темные дни, и боль, и наслаждение.
Руки кнеза в такт его словам мучительно медленно кругами скользили по телу девушки.
- Я бы тоже так сделала, - сказала Луминица еле слышным голосом.
Она тонула в слабости, и голос мужа едва доносился до ее гаснущего сознания.
- Вот как? – прошептал кнез ей на ухо. - Значит, маленькая Луминица тоже склонна к самопожертвованию? - Кнез осторожно убрал волосы с ее шеи, и Луминица почувствовала поцелуй, от которого по всему телу снова прошли горячие волны, а ноги ослабели. - Да, Поллукс совершил благодеяние, возвысив до своей счастливой доли смертного брата. И тот должен быть ему бесконечно благодарен. Благодарность – драгоценная вещь. Вы благодарны, Луминица?
- Да, - едва смогла прошептать девушка.
- Вы должны быть благодарны мне, Луминица. Благодарны и послушны. Тогда я тоже смогу вас возвысить. Как Поллукс. А может, даже и сделать… Покорность – вот, чего я требую от вас. Вы принадлежите мне целиком и полностью. И телом, и душой. Ведь так?
- Да, - снова пролепетала Луминица, до которой почти не доходил смысл речей мужа.
В глазах было темно, и Луминица прикрыла их. Она чувствовала, что проваливается в какой-то ватный туман, в то время как руки кнеза, властно завладев ее телом, влекут ее на кровать, решительно подавляя жалкие и неискренние попытки к сопротивлению. И Луминица не могла не покориться этой железной воле и безропотно приняла свой жребий, хотя и не выбирала его.