Книги
После обильного обеда мать с отцом пошли вздремнуть, а сестры бросились наверх доставать наряды из сундука. И вот на свет извлекается все самое дорогое и любимое: тонкие рубашки с высоким расшитым воротником-стойкой и пышными рукавами, отделанными кружевом, нарядные катринцы - юбки-передники с пышными кисточкам, блистающие золотой вышивкой, - и прозрачные шелковые платки, которые должны красиво спускаться со спины почти до земли.
Тело, облачаемое в праздничную одежду, словно обновляется, чувствует себя звонким кружащимся веретеном, опутанным скользящими нитями, нет, даже тонкой осью, вокруг которой вертится весь мир. Луминица проводит рукой по своей груди и плоскому животу, весело расправляет юбку и кружится. Ах, как же я должна быть хороша, думает она. К сожалению, начищенный медный таз, в который она обычно смотрится, причесываясь, отображает лишь яркую мозаику пятен, и ничего более. Но сердце властно шепчет свое: не сомневайся, ты красива, как никогда, и это знает и старый комод с громоздкими скрипуче-ворчливыми ящиками, и сундук, подбадривающе хлопнувший крышкой.
Луминица прощально машет им всем рукой и легко сбегает вниз, где ее и Виорику терпеливо ждут братья, снисходительные к небольшой задержке сестер. Братья помогают сестрам надеть дулумэ, отороченные мехом, и все вместе быстрым нетерпеливым шагом направляются в деревню.
Стоит ясная, задумчивая погода. Небо, льдисто-голубое и ослепительное утром, постепенно наливается синевой. Оно неторопливо следует за человеческим шагом, мягко цепляясь за ветки деревьев, и с сожалением выпускает их чуткие обнаженные кончики, которые начинают слегка покачиваться. Вся деревня выглядит нарядно от красной одежды, вывешенной на ворота. Деревья в садах тоже подпоясаны красными лентами, которые лениво отзываются на игривые касания едва заметного ветерка.
На улице уже разжигают костры. Вокруг них собираются дети и молодежь. Дети с визгом перепрыгивают через огонь, полностью отдаваясь этой немудреной, но будоражащей забаве. Девушки, сбившись в стайки, весело перешептываются и посверкивают насмешливыми глазами в сторону парней. Те, одетые в нарядные кожухи, гордо подкручивают усы, тоже посматривая в сторону прекрасного пола. Перелетающие из одной группы в другую шутки и поддразнивания, подобно падающим в воду камням, вызывают дружное прысканье или гогочущий смех, немедленно расходящиеся кругами. Какие-то веселые, уже слегка подгулявшие парни во весь голос распевают песню.
Как-то раннею весной
Бабе Докии дурной
Захотелось похвалиться:
«Вэй, уже весны граница,
И закончился февраль.
Вот был грозный господарь!
Он морозом задубил
И снегами завалил.
Ну, а теплый март-марток
Мне не страшен ни чуток!
В горы я сейчас иду,
Стадо коз в луга сведу.
Пусть травой набьют бока –
Будет много молока.
Вот и скрылись холода.
Март-марток мне не беда!
Что ты можешь сделать, март?
Поцелуй меня ты в зад!»
Тут раздался новый взрыв смеха, и в поющих парней полетели мокрые комки снега. Чей-то удачно пущенный снежок нашел свою цель, мигом точечно охладив горящую кожу, последовал возмущенный рев уязвленного певца, и на улице началась нешуточная баталия. Парни, отбиваясь, тоже стали бросать снежки в девушек, перейдя в атаку. И вот уже кого-то вываляли в снегу, кто-то никак не может вытащить снег из-за шиворота, кто-то задушенным голосом кричит «Спасите!». Луминица с Виорикой, закрыв лица рукавами, смеялись до слез, с трудом удерживая себя от того, чтобы не присоединиться к веселью. Некоторое время была неразбериха, но побежденные и основательно припорошенные снегом девушки вскоре запросили пощады, певцов откопали из кучи малы, и они смогли продолжить песню к вящему удовольствию пунцовых от смеха слушателей.
Рассердился месяц март,
Говорит: «Февраль, мой брат!
Дай три дня ты мне взаймы,
Полных снежной кутерьмы,
Полных холоду и граду.
Неужель откажешь брату?!»
И с тех пор у февраля
Срок короче на три дня.
А у марта срок длинней -
Он себе добавил дней.
Март взаймы взял у зимы
Ворох вьюги, снежной тьмы,
Горсть метели, кучу града.
Стала Докия не рада.
И смеется март над ней:
«Дуй на пальцы посильней!
Дарит добрый март тебе
Три сосульки на губе!
Снежный дам тебе наряд.
Вьюга пусть ужалит в зад!
Попадает тот впросак,
Кто сказал, что март - слабак!»
Лютый грянул тут мороз,
Докию убил и коз.
Так по мартовской поре
Сгибла баба на горе.
Там стоит она со стадом
И весне совсем не рада.
Если бабу не унять,
Будет в марте снег опять!
В огонь подбросили мусора, палок, хвороста…
- Уйу, баба Докия, я тебе сегодня, а ты мне завтра!
- Чем веселее нам, тем веселее Докии. Добавим огня!
…и костер взвился ярче и отчаянней, сжигая прошлое, судьба которому – лежать среди дороги рассыпавшейся пирамидкой, вызывающей лишь смутное сожаление о чем-то упущенном, и оставить по себе подернутые пеплом воспоминания.
Появились музыканты-лэутары¹⁴, и полилась музыка. Молодежь не заставила себя долго упрашивать и, сбившись в пары, закружилась на широкой деревенской улице. Луминица с сестрой и братьями стояли в сторонке, с завистью наблюдая за весельем, которое разгоралось все сильнее и сильнее. Однако братья пошептались друг с другом, и вскоре сестры увидели, как те отплясывают вместе с хорошенькими деревенскими девушками, тщетно старающимися скрыть свое удовольствие от неожиданной чести. Луминица тоже притоптывала ногой на месте в такт музыке. Заливисто-игривые звуки ная и цимбалы так и звали ее пуститься в пляс. Однако деревенские парни не осмеливались позвать в круг барышень и только кланялись, проходя мимо.
Среди парней Луминица заметила высокого чернобрового парня. Смушковая шапка была лихо заломлена у него на кудрях, черные усы красиво изгибались, а карие глаза ласково усмехались. Он смотрел снисходительно на танцующих, стоя в стороне. Однажды он кинул взгляд в сторону Луминицы, и их глаза встретились. Хоть взгляд был мимолетным, но Луминица как будто окунулась в теплую волну. Глаза парня показались ей светло-светлыми. С тех пор она время от времени поглядывала в его сторону. От Луминицы не укрылось, что и незнакомый парень тоже украдкой поглядывал на нее.
- Ты, я вижу, себе уже ухажера выглядела, сестрица? - с насмешкой заметила Виорика, толкнув ее в бок. - Смотри, матушке это не понравится.
- И никого я себе не выглядела, - сердитым шепотом ответила ей пойманная врасплох Луминица.
- Конечно, конечно, а то я не заметила, какие взгляды он на тебя бросает. И ты тоже. Так и перепархивают, так и перепархивают. Ой, берегись: недалеко и до беды.
Луминица только хотела ответить какой-нибудь взаимной колкостью, как увидела, что парень, видно осмелившись, идет в ее сторону.
- Ну что я тебе говорила?! - только и успела шепнуть Виорика.
Парень подошел и поклонился Луминице. Та тоже склонила голову в знак приветствия и, вся покраснев, пошла танцевать.
Луминица давно не танцевала. Танец сразу же подхватил ее, зажег ее кровь. Сырые мартовские сумерки, воздух, изрытый теплым ветром, подействовали на нее опьяняюще. Голос ная¹⁵, переливчато серебристый, казался голосом горного духа, зовущего ее к наслаждению, а потом к погибели. Лицо парня все время плыло перед глазами. Он смотрел на нее серьезно и ласково.
- Меня зовут Тамаш, госпожа, - сказал он в перерыве между танцами, стоя рядом с прерывисто, но радостно дышащей Луминицей.
- А меня Луминица. Ты живешь в деревне? Я тебя раньше не видела.
- Нет, я живу далеко в горах. Отсюда несколько часов пути. Я приехал на праздник к троюродному дяде.
- А твоя семья?..
- Я один. Мои родители, братья и сестра умерли. Нет-нет, не извиняйтесь, госпожа. Они умерли давно.
- Тебе больно об этом говорить?
Луминица сочувствующе вскинула глаза, но парень ответил ей спокойным серьезным взглядом.
- Нет, сейчас нет. Отец со старшими братьями ушли на защиту границы во время нашествия. Я был ребенком и остался с матерью и сестрой дома.
- И что потом?
- Потом… Потом некоторые вернулись в родные края, а отец и братья нет. В первое время было очень тяжело. Мать с трудом могла добыть какие-то крохи, чтобы прокормить нас с сестрой. Потом во время мора мать с сестрой прибрал Господь. А я выжил. И остался один. От отца я научился охотиться, и вскоре смог работать. Без ложной скромности я могу сказать, что сейчас я один из лучших охотников в наших краях. Я поставляю дичь самому кнезу.
- Какому кнезу?
- Кнезу Ченаде.
- Ты что, живешь у кнеза Ченаде? – У Луминицы округлились глаза.
Во время сплетней на кухне о соседях, живущих поблизости, неоднократно всплывало также имя кнеза Ченаде. Звучало это имя и в разговорах родителей. Отец отзывался о кнезе почтительно, с придыханием, как о знатном, богатом и могущественном властителе. Так мог бы отзываться о высокой горе простой камешек, лежащий у ее подножья.
По слухам кнез был дальним потомком знаменитого Чанадина. Слушая рассказы об истории их края, Луминица не раз слышала и историю Чанадина.
Чанадин был близким соратником и другом воеводы Айтоня, который правил в древности всеми этими обширными землями. У Айтоня было неисчислимое количество табунов лошадей, стад овец, много угодий и дворов. Поставленные в речных портах стражи собирали соляную пошлину.
Несметные богатства и многочисленное войско позволяло Айтоню долгое время противостоять врагам, а особенно королю Иштвану, правящему землями, которые лежали к западу от владений Айтоня. Король-католик Иштван спал и видел, как бы завладеть страной своего богатого соседа. К этому его также подстрекал Рим, желающий продвинуть сферу своего влияния дальше на восток. Однако все их попытки напрямую победить врага легко разбивались удачливым противником, и Иштван вынужден был прибегнуть к хитрости.
Король тайно снесся с правой рукой Айтоня, и Чанадин, предав своего господина, перешел на сторону врага. Тайные горные тропы, сторожевые замки, линия обороны – вся эта стратегически важная информация оказалась в руках врагов, а сам Чанадин бежал к врагам. И вот, ведомая предателем неприятельская армия вторглась во владения Айтоня.
В первой битве Чанадин проиграл. Но потом он смог переломить ход войны, и в сражении около Тисы Айтонь был поражен. Чанадин сам своей предательской рукой убил бывшего друга и покровителя. После этого Чанадин получил от короля-завоевателя Иштвана титул кнеза. Кроме этого, он стал обладателем значительной части владений несчастного Айтоня. Потомки его продолжали владеть этими землями, а с веками власть их только окрепла. Было это лет с двести назад, но все последующие короли и принцы благоволили к потомкам Чанадина, который помог королевской семье завладеть всеми этими обширными территориями.
Когда отец рассказывал эту историю, Луминица всегда сочувствовала несчастному Айтоню, который пал жертвой предателя. Однако в голосе отца звучало нескрываемое одобрение человеку, который с помощью хитрости и предательства смог вознестись на самый верх, удачно оседлав фортуну. Очевидно, отец сожалел о том, чего не смог добиться сам.
Хотя обширные владения кнеза Ченаде и граничили с крохотным имением Тордешей, Богдэну и в голову не приходило предстать перед именитым вельможей и заявить о правах на соседство. Могущественный же кнез сам по своему почину вряд ли снизошел бы до Тордешей.
На кухне между тем о кнезе носились совсем другие, более фантастические и темные слухи. Именно эти слухи и вспомнила сейчас Луминица.
- Так ты в самом деле у кнеза живешь?
- Нет, я живу в горах, в своей хижине. А кнезу я приношу дичь каждую неделю.
- А правду говорят, что?.. – любопытство терзало Луминицу, но спросить напрямую у незнакомого человека, являются ли правдой разные сказки, которые она слышала на кухне, девушка не смогла.
Тамаш внимательно посмотрел на Луминицу. Она прикрыла рот.
- Многое болтают про кнеза. Кто правду, кто ложь. Я в его дела не лезу. Чем меньше знаешь, тем крепче спишь. Грозен кнез, и особо болтливым найдет способ языки укоротить.
После такой суровой отповеди Луминица смешалась и замолчала. Однако Тамаш неожиданно подмигнул девушке, открыто и задорно улыбнулся и снова подхватил ее. Луминица улыбнулась в ответ, и они закружились в водовороте музыки. Кнез Ченаде и тайны, связанные с его именем, совсем вылетели у нее из головы. Болтать с Тамашем оказалось легко и приятно.
Время шло, но Луминица с Тамашем танцевали и танцевали. Ветви деревьев постепенно темнели и расплывались в сиреневых потемках. Звезды подрагивали на ветру. Музыканты были уже неразличимы в темноте, и казалось, что звуки музыки рождают сами горы, деревья и звезды. Танцоры, освещенные только огнем костров, стали постепенно уставать и разбредаться по деревне. Но Луминица, как заколдованная, продолжала танцевать. Она даже не сразу поняла, что говорит ей брат, поймавший ее за локоть.
- Луминица, пора домой. Матушка будет сердиться.
Луминица затуманенным взором посмотрела на брата, потом перевела взгляд на Тамаша. Он медленно и уважительно поклонился ей.
- Спасибо за честь танцевать с вами, госпожа.
- Прощай, Тамаш.
Луминица махнула рукой и раздосадованная пошла вслед за братьями и Виорикой. Всю дорогу домой Виорика подшучивала над Йонуцем с Марку и Луминицей. Однако те не давали ей спуску, намекая на то, что Виорикой движет простая зависть. Атакуемая с трех сторон Виорика сдалась и запросила пощады.
Дома все уже спали, поэтому братья и сестры крадучись пробрались в свои комнаты.
- Луминица, - шепотом спросила Виорика, когда со свечами в руках они поднимались к себе в спальни, - как тебе кавалер?
- Очень милый. Одновременно грустный и веселый, серьезный и очень ласковый. Мне понравилось с ним танцевать.
- А о чем вы разговаривали? Небось, нежничали?
- Вот, у тебя одни нежности на уме. Нет, Тамаш очень почтительно со мной разговаривал.
- Ах, уже Тамаш? И когда нам сватов ждать?
- Виорика, брось говорить глупости. Ты больше ни о чем и думать не можешь, как о замужестве.
- Ну да, ну да. А ты как будто не о том думаешь? Только за кого нам замуж идти в этой глуши?
- Кого Бог даст, за того и пойдем.
Виорика хмыкнула.
- Ну да, на Бога надейся, а сама не плошай. Отец-то не слишком печется о нашем счастье.
Луминица не нашла, что возразить.
Сейчас Луминице было уже шестнадцать лет. Виорика была старше года на полтора. Когда Виорике исполнилось шестнадцать, Кателуца в ультимативной форме потребовала от мужа незамедлительно заняться устройством судьбы старшей дочери и приискать ей жениха. А также поискать место службы для старших сыновей.
Тордеши не могли дать за дочерьми хорошего приданного, а круг их общения в глуши был крайне узок. Богатые соседи воротили нос от неудачника-соседа. В довершение бед, удалившись от двора, Богдэн потерял связь почти со всеми бывшими друзьями. Это создавало определенные препятствия в поиске хороших женихов. Богдэн обещал жене приступить к решению проблемы в самое ближайшее время, и этим купил себе покой на некоторое время.
Но вот прошло полгода, год, а Богдэн по выражению жены, «даже не начал чесаться». Кателуца по своему почину начала забрасывать удочки, расспрашивая своих дальних родственников о различных вакансиях для сыновей и подходящих женихах для Виорики и Луминицы, но ответы были неутешительными. Отпускать же детей на военную службу куда-то в другую страну ей не позволяло нежное материнское сердце.
Видя полное равнодушие Богдэна к судьбе детей, жена осыпала мужа язвительными упреками и намеками на растраченные в молодости ради его прихотей деньги. Сыновья и старшая дочь были целиком на стороне матери и хотя и не осмеливались открыто выражать свои претензии, их глухое недовольство Богдэн всегда ощущал, как замечают краем глаза едва наметившиеся на горизонте очертания грозовой тучи. Только Луминица в душе сочувствовала отцу, атакуемому со всех сторон, и старалась улыбкой, поглаживанием по плечу или поцелуем выказать ему свое сочувствие и ласку. Ей, в отличии от сестры, совсем не хотелось спешить с замужеством и покидать такой родной и уютный родительский дом.
Таким образом, замужество было скользкой темой, и Луминица предпочла промолчать, ничего не ответив сестре на ее упрек.
- Луминица, а ты на какую «бабу»¹⁶ загадала? – переменила тему неугомонная Виорика.
- Ну вот, скажешь тебе, а потом гаданье не сбудется. Не скажу, - отказала Луминица.
- Ну и не говори, - Виорика показала сестре язык и скрылась в спальне.
Луминица долго лежала в постели и не могла уснуть. Лицо Тамаша и звуки танца не выходили у нее из головы. Все тело плыло куда-то, а голова кружилась. Луминица улыбалась, глядя в ночное небо, смутно угадываемое в мутном окне. «На какую же «бабу» загадать? Как понять, какой день будет хорошим? А загадаю-ка я на завтрашнюю «бабу», - решила Луминица, - Наверняка погода будет прекрасной. Вон небо какое ясное. А если завтрашняя «баба» будет счастливой, то и год у меня будет таким же». И с этой мыслью Луминица погрузилась в сон.
Ей приснилось, что вместе с семьей она пошла вешать мартеницы на деревья. Сад был полон благоухания цветущих деревьев. Ароматы перекатывались по нему и перемешивались подобно струям воды. «Почему это мы так поздно пошли вешать мэрцишоры? - подумала Луминица. - Вон уже все зацвело».
Луминица видела стоящих рядом родителей, сестру и братьев. Поодаль двигались другие люди, которые были смутно видны сквозь завесу плотного аромата цветов. Все вешали мартеницы на деревья. На ветках качались красно-белые обереги с монетами. «Куда же мне повесить? Может, на сливовое дерево?»
Она подошла к сливе и надела мэрцишор на ветку. С другой стороны дерева она увидела Тамаша, медленно подходящего к дереву. «Повесит на мое дерево или нет?» Сердце у нее забилось. Не сводя глаз с Луминицы, Тамаш поднял руку с амулетом. И вдруг Луминица испугалась. «Не надо, Тамаш!» - хотела она сказать, но не могла выговорить ни слова. Ей и хотелось, и не хотелось, чтобы Тамаш повесил мартеницу рядом с ней.
Но вот он коснулся пружинящей ветки, и серебряная монетка на нитках закачалась под порывами ветра с мелодичным звоном. Звон все нарастал и нарастал, и вдруг перешел в треск, заставляющей сердце сжиматься от предчувствия беды.
Луминица растерянно оглянулась по сторонам и застыла в ужасе. Ароматы деревьев сгустились и превратились в полосы белесого ледяного тумана. Они заскользили по саду, сжимая в хищных объятьях деревья и людей. «Матушка! Батюшка! Сестрица! Братья!» - кричала Луминица, пытаясь увидеть их в сплошном тумане. Стылый ужас дохнул в лицо девушке.
Когда туман рассеялся, Луминица увидела, что сад наполнен замерзшими фигурами людей и деревьев. Среди них она увидела и своих родных. Холод застиг их в разных позах, и они навеки застыли ледяными скульптурами. Луминица смутно увидела очертания сестры, проступающие сквозь ледяной панцирь, обхвативший ее. Тонкие пальцы, замершие в тщетной попытке отгородиться от заставшей ее врасплох смерти, едва розовели сквозь толщу льда. Ужас подступил к горлу Луминицы, она сделала шаг назад, почувствовала прикосновение чего-то ледяного и страшно закричала.
Девушка проснулась вся потная от кошмара. Перед глазами все еще стоял скованный ледяной смертью сад, где среди белых ветвей стояла и вся ее семья. Боясь заснуть и увидеть продолжение кошмара, Луминица лежала в постели, глядя на медленно сереющий квадрат окна.
Наступило утро, серое и холодное. Небо обложило тучами. Пронизывающий ветер подул с гор и принес ледяной дождь. Потом пошел снег, который становился все сильнее и сильнее. Метель бушевала целый день. К вечеру ветер усилился, перешел уже в настоящий ураган и поломал немало веток в саду к большому огорчению матери. Серый вьюжный день сменился чернильной ночью.
«Боже, зачем я загадала на эту «бабу»?! Она просто ужасная!» - с отчаянием спрашивала себя Луминица, прислушиваясь к вою ветра и скрежету веток по стенам дома. От разочарования и неприятного осадка после ночного кошмара она вся сжималась в комок, никак не могла успокоиться и найти себе утешение. «Неужели меня ждет такой кошмарный год? Как же я его переживу? Не видать мне счастья в этом году, не видать!» И бедная Луминица тонула в слезах.
[14] лэутары – традиционные румынские певцы и музыканты
[15] най – румынская и молдавская многоствольная флейта, которая изготавливается из бузины и тростника
[16] Гадание на «бабу», то есть на один из девяти первых весенних дней, которые называют «бабами», - до сих пор сохранившаяся традиция. Выбранный день должен предсказать, каким будет весь текущий год.
