Книги
Пока Виорика и Луминица обнимались, в комнату вошла нянюшка, которая несла таз с тлеющими ветками. Вместе с ней в комнату ворвался сладкий запах горящей древесины.
- Вставай, сударыня, - ворчливо проговорила нянюшка, ставя таз на пол. - Утро уже на дворе. Забыла, чай, что начались «старухины дни». Ведь сегодня первое марта. Вот и пришла к нам «Баба Докия». Все в доме в заботах. А ты что занежилась-то на постелях? Ну-ка давай, давай, поднимайся, помоги мне, голубушка, комнату окурить.
За няней вошли служанки. Виорика насмешливо стрельнула глазами и умчалась вниз. Луминица тут же быстро вскочила, вздрогнула от холода и быстро облачилась в собранный сестрой ворох одежды. Пока она помогала нянюшке окуривать комнату, служанки стащили ее постель и понесли вон, весело стуча башмаками по лестничным ступенькам. В праздничном настроении Луминица побежала на улицу.
Улица блестела от выпавшего накануне снега. На калитке ярко-красными пятнами выделялись вывешенные одежды¹², искушающие своими надутыми на ветру парусами бросить все и отправиться в путь, но калитка только по-стариковски скрипела, прося оставить ее в покое и не бередить подагрически рассохшиеся доски-кости.
Братья и вездесущая Виорика, обходя дом, уже весело кричали в окна: «Март в дом!» «Блохи вон!» - не менее весело кричали им из дома.
На заднем дворе служанки, ловко орудуя палками, выбивали постельное белье, мило коверкая слова на деревенский манер: «Вытряхаю, вытряхаю я не полотно. Вытряхаю, вытряхаю я болезнь и зло! Как зима уйдет, так и зло уйдет. Пусть придут домой лишь добро и покой!»
От свежего морозного воздуха у Луминицы заломило в висках, и загорелись щеки, но ей стало лишь веселее. Она махнула рукой Виорике, и сестры вместе побежали в кухню слушать песни, которые пели за работой кухарка и девушки-служанки.
В кухне жарко, и витают сдобные ароматы от выпекаемых калачей «на первый весенний день». Несколько женских голосов звонко выпекают вместе с калачами песню.
Ох, тяжелое житье
У снохи, у снохи.
Лишь работа да битье
У снохи, у снохи.
Все свекровь меня бранит,
Баба зла, баба зла.
Да поди ж ей угоди –
Баба зла, баба зла.
Шерсть овечью мне дала,
Ах люта! Ах люта!
И на речку прогнала,
Ах люта! Ах люта!
Зимней реченьки вода
Холодна, холодна.
Ой ты, горюшко беда,
Вот беда, так беда.
Белу шерсть мне дотемна
Полоскать, полоскать.
Черной стать она должна,
Черной стать, черной стать.
Полощу я шерсть в реке,
Руки жжет, руки жжет.
Слезы льются по щеке,
Пальцы - лед, пальцы - лед.
Только шерсть белым-бела,
Словно снег, белый снег.
Ох плохи мои дела,
Мочи нет, мочи нет.
Мимо старец проходил,
Вот святой, уж святой!
Про беду мою спросил,
Вот святой, уж святой!
«Хочет злобная свекровь
Уморить, уморить,
Всю по капле выпить кровь.
Как мне жить?! Как мне жить?!»
Рассказала про беду,
Горько мне, горько мне.
Пожалел он сироту,
Пожалел, пожалел.
Чудо старец сотворил.
Вот те крест! Вот те крест!
Белу шерсть он зачернил.
Вот те крест! Вот те крест!
Черну шерсть скорей взяла.
Вот дела! Вот дела!
И свекрови отдала
Весела, весела.
Баба Докия меня
Ну ругать, ну ругать:
«Где прошлялась ты полдня?»
Палкой - хвать! Палкой - хвать!
А назавтра мне дала
Черну шерсть, черну шерсть.
«Станет пусть она бела,
Черна шерсть, черна шерсть!
А не станет – не ходи
Ты домой, ты домой.
Хоть совсем ты пропади.
Черт с тобой! Черт с тобой!»
Зимней реченьки вода
Холодна, холодна.
Ой, ты, горюшко-беда,
Вот беда, так беда!
Черну шерсть мне дотемна
Полоскать, полоскать.
Белой стать она должна,
Белой стать, белой стать.
Полощу я шерсть в реке,
Руки жжет, руки жжет.
Слезы льются по щеке,
Пальцы - лед, пальцы - лед.
Только шерсть черным-черна,
Словно ночь, тёмна ночь.
Будто жизнь моя она.
Жить невмочь, ох невмочь!
Тот же старец проходил,
По мосту, по мосту.
Про беду опять спросил,
Сироту, сироту.
Снова чудо сотворил.
Вот те крест! Вот те крест!
Черну шерсть он обелил.
Вот те крест! Вот те крест!
А еще он подарил
Мне цветы, мне цветы.
«Бабе Докии отдай
Это ты, это ты».
Хоть голым-голы поля
В феврале, в феврале,
И не сыщешь ни цветка
На земле, на земле.
Это чудо из чудес!
Боже мой! Боже мой!
Поклонилась старцу я
И домой, и домой.
Бабе отдала цветы –
Та плясать, ну плясать!
«Вот конец настал зимы!
Март опять, март опять!
В горы коз я поведу
На луга, на траву.
Там найдут они еду
На горе, на лугу.
Я надену девять штук
Кожухов, кожухов
И совсем не устрашусь
Холодов, холодов».
Поскорее собралась
Поутру, поутру,
Из долины поднялась
В высоту, в высоту.
Жарко март припек ее,
Разморил, разморил.
С бабы Докии ручьем
Пот катил, пот катил.
А тропинки-то наверх
Нелегки, нелегки.
Баба Докия сняла
Кожухи, кожухи.
Разбросала по пескам,
Тут и там, тут и там.
Не найти и не сыскать
По камням, по пескам.
Стала Докия пасти
Стадо коз, стадо коз.
Но сиротских не простил
Бог ей слез, горьких слез.
Март погоду поменял
На дожди, на снега.
Не увидишь ни огня –
Все пурга, все пурга.
Стала баба кожухи
Собирать, собирать
И от снега кожухи
Отрясать, отрясать.
Только поздно собирать
Кожухи, кожухи,
Ни укрыться, ни сбежать
От пурги, от пурги.
Заморозил март ее,
Зазнобил, застудил.
Вместе с козами ее
Март убил, март убил.
Посейчас она в горах
Все стоит и стоит.
Вся в замерзших кожухах
Там стоит и стоит.
Коль задобрить бабу злу
Не смогу, не смогу,
Натрясет из кожухов
Нам метель и пургу.
Напевая старинную песню, девушки месят тесто, ощипывают и потрошат кур, режут мясо. В кухне оживленно и весело. Мать Луминицы, тоже наряженная и довольная собой, следит за приготовлением праздничного обеда. Обед должен быть обильным, чтобы «задобрить бабу Докию, и чтобы она дала хорошую погоду в марте». Готовят и калачи, и пироги, и суп из потрохов, и жаркое.
- Если хорошенько не отпраздновать первый из «старухиных дней», - говорит рассудительно мать, надзирая за кухонной работой и перебирая праздничную посуду, - Докия так и будет вытряхивать все свои кожухи один за другим… Побольше соли и поменьше перца, Айонела. Перец слишком дорог… А то еще снимет она руку с дыхания ветра Кривеца, и будет дуть ветер, и мести метель все начало весны. Мало было нам снега в этом году! Не хватало еще, чтобы и в «старухины дни» валил снег. Не дай Бог, завьюжит, и до Сорока Мучеников¹³ не дождешься хорошей погоды.
- Да уж, госпожа, и не говорите, - поддакивает кухарка. - Такая-то холодная зима, такая-то снежная и вьюжная. Дай Бог, уж март нам маленько ослабу даст. Пусть хоть чуть-чуть потеплеет-распогодится. Ну и где ты шлялся, озорник? – набрасывается она на Ясека, вбегающего в кухню. - Только за смертью тебя посылать!
Ясек привычно ловит подзатыльник, улыбается Луминице с Виорикой, хватает ведро с помоями и убегает.
- Матушка, можно нам после обеда пойти в деревню, посмотреть, как там будут праздновать? – торопливо проговаривает Виорика, когда получает возможность вставить словечко. Она толкает в бок Луминицу, и они обе умильно смотрят на мать.
Мать косится на них.
- Чего это вы придумали? Что за дело барышням из знатной семьи, уже невестам, среди деревенских болтаться? Статочное ли это дело?!
- Ну матушка! Пожалуйста! Там танцы сегодня будут и песни. Музыканты придут. Мы с братьями вместе пойдем.
Мать колеблется.
- Ну, если отец отпустит, то идите. Только чтобы не дотемна.
Виорика с Луминицей от радости подпрыгивают на месте. Уговорить отца для них не составляет большого труда.
- Что же, пойдите, развейтесь, пока молодые, - снисходительно бросает отец. - И братья пусть с вами идут.
Виорика с Луминицей радостно переглядываются и бегут готовиться.
[12]по традиции 1 марта в день Бабы Докии на калитки и ворота вывешивали одежду красного цвета
[13]Сорок Мучеников – день поминовения сорока мучеников, отмечаемый 10 марта по старому стилю
