ГЛАВА 34. В КАПКАНЕ
Ночью я спала как на битом стекле – ворочалась с боку на бок и долго не могла успокоиться. Тревога сжимала грудь ледяной рукой, едва я начинала дремать, как в сознание вторгались мутные картины изломанного леса, кривые деревья и стаи ворон с внимательными, почти человечьими, глазами. Пробиваясь из запретного мира, зло стелилось по земле серыми змеями-лозами с ядовитыми шипами, оплетая стволы берез и осин, с корнями выворачивая вековые ели, убивая на своем пути птиц и зверье, а потом окружая город огромным смертоносным гнездом. Не пропуская свет, отравляя зловоньем воздух. И по лозам этим, как по лестнице, из самого Сердца Леса пробирались дети запретного мира.
Я вздрагивала и выныривала из мутной дремы, как из проруби, и заворачивалась в плотный кокон из одеяла, как в детстве. Но это не помогало, потому что мысли сразу начинали крутиться вокруг Волчка – как он там? Все ли капканы я обезвредила, ничего не пропустила? Увижу ли своего друга хотя бы еще раз? Ответов на эти вопросы у меня не было.
Голова гудела, будто всю ночь напролет у меня под ухом стучали барабаны, а в глаза словно песка насыпали. Больше лежать здесь я не могла – какой смысл и дальше задыхаться в темноте, в плену тяжелых дум? Решительно сбросив одеяло и наскоро одевшись, я проверила бабулю – та тихо спала в своей постели. Последние недели она мучилась бессонницей, засыпая глубоко заполночь и просыпаясь уже поздним утром, поэтому у меня было время, прежде чем она встанет, и ей потребуется моя помощь.
Вчера, вернувшись домой, я рассказала бабушке о том, что сделала, и она меня поддержала. Только вот Робби… Ох уж этот внук управляющего. Чего еще ему от меня нужно?
Стоило о нем подумать, как настырный червячок снова начинал ворочаться в мыслях – а что, если бы волк тогда загрыз парня и его друзей? И никак забот, никаких переживаний. Их бы даже не нашли.
Нет-нет, я не должна так думать, это бесчеловечно! – твердил голос разума, и я с ним соглашалась.
Хотя…
Думая о том, что, полакомься Волчок пьяными парнями, которые в ту ночь явно не желали мне ничего хорошего и могли невесть что со мной сотворить, я испытывала, наряду с ужасом и отвращением, еще одно чувство. Оно пряталось в дальнем закутке моей души – темное, пыльное, постыдное. Такое же, которое заставляло меня представлять, как изменилась бы моя жизнь, не стань дяди Джеймса.
Мрачное удовлетворение. Желание отомстить, причинить боль, заставить заплатить.
Проклятый лес ли отравил меня своей злостью, или я всегда такой была, не знаю. Знаю лишь то, что с ума сойду, если не увижу своего серого друга или хотя бы не убежусь в том, что обезвредила все капканы, и Волчок не пострадал.
Улица встретила меня глухой серостью декабря. Стоял тот ранний час, когда горожане досматривают последние яркие сны, прежде, чем утро постучится в окна, и возвестит о начале нового дня.
Стояла тишина. С неба, молчаливого и хмурого, сыпала колючая белая крупа – оседала на алом бархатном плаще, и эта картина напоминала мне усыпанные инеем лепестки розы.
Я бежала к лесу, проваливаясь в снег до середины голени, и очень скоро дыхание начало сбиваться. Деревья насупились, укутавшись в белоснежные шубы и, казалось, разлапистые ели с осуждением поглядывают на меня из-под лохматых бровей. Привидится же такое…
Я куталась в алый плащ озябшими пальцами, время от времени поднося их к лицу и согревая дыханием – рукавицы впопыхах я оставила дома. Сколько раз я поминала добрым словом тетушку Лаванду и ее бесценный подарок! Лишь бы и с ней все было хорошо.
По мере приближения к ловушкам я ускоряла шаг, хотела побежать, но ноги увязали в снегу. Как бы мне не хотелось верить в лучшее, но в голову настырно лезли самые мрачные мысли, заставляя сердце сжиматься. Зубы стучали, но не от холода – плащик не давал замерзнуть, – а от страха.
И, как оказалось, не зря…
Снег вокруг ловушек был истоптан звериными следами, но я не могла с уверенностью бывало охотника ответить, кому они принадлежали, и кто поживился остатками мяса и костей. Чувствуя все нарастающую тревогу, я бежала все дальше и дальше, два раза упала на колени, но упрямство подхватило меня и бросило вперед.
Скорее. Скорее!
Я молилась изо всех сил, чтобы то, что я увидела, было плодом воображения, и что глаза меня обманули. Но надежда не оправдалась – я все-таки не заметила вчера последний капкан, тринадцатый. И там, где он стоял, белоснежный покров был взрыхлен следами борьбы и щедро залит свежей кровью, болезненно алой на этом чистом снегу.
Глаза мгновенно вымокли, и слезы покатились по щекам. Я зажимала руками рот, но рыдания сотрясали грудь, сгибая тело пополам.
У меня не получилось… Не вышло защитить его. Откуда-то я знала, что именно мой друг попался в проклятый капкан – он рвался так неистово, что выдрал из земли металлический колышек, к которому крепилась цепь, и сумел убежать, утянув за собой ловушку. Щедро сдобренные кровью следы вели в лес, и, не раздумывая ни мгновения, я побежала по ним.
– Волчок! Где ты?!
Лес отвечал равнодушной тишиной, только деревья поскрипывали у меня над головой. Я мчалась со всех ног, утопая в снегу, а ледяной воздух щипал лицо, драл легкие, забирался острыми когтями под платье. Мохнатые ели раскинули лапы и норовили остановить, схватить, не пускать, но я продиралась по следам, сбивая снежные шапки себе на голову и рискуя вскоре превратиться в сугроб.
Внезапно в безмолвие леса вплелся едва различимый рык – я рванулась вперед, давя в себе усталость и страх. Звуки становились все отчетливей, и от тихого воя, перемежающегося со злобным рычанием, щемило сердце.
Когда тяжелые от снега ветви расступились, и взору открылась небольшая полянка, я остановилась так резко, будто меня ударили в грудь. На снегу алели брызги, совсем свежие, будто кто-то неосторожный веером рассыпал ягоды брусники. Поляна была истоптана волчьими следами – зверь метался по ней в агонии, орошая дымящейся кровью хрусткий снег.
Жесткие дуги капкана с металлическими зубьями сомкнулись на передней лапе, причиняя зверю мучительную боль. Порвали кожу, мышцы, вгрызлись в кости. Из последних сил он боролся за жизнь, пытался сорвать холодное железо и высвободиться, но с каждой попыткой капкан будто смыкался сильней. Волк рычал глухо, зло дергал лапой, кусал и грыз железо.
С каждым мгновением казалось, что острый нож вспарывает грудную клетку – так было больно и тесно под ребрами.
– Бедный мой дружище, – я всхлипнула, зажала рот рукой, чтобы не дать себе закричать.
И в этот момент он меня заметил. Поднял испачканную морду – я встретилась взглядом с горящими зелеными глазами. Шагнула вперед, но зверь ощерился и клацнул зубами.
– Волчок, это же я… Позволь мне помочь тебе…
В ответ от зарычал громче, яростней, и такой дикой злости, такой ненависти я не видела у него даже в первую нашу встречу – сейчас он видел во мне только врага. Одну из тех, кто ставит в лесу капканы, калечит и убивает зверье.
Он прижал к голове уши, пока просто предупреждая, пугая. Его зубы казались такими огромными!
Шаг вперед – глухой рык. Еще шаг – он напрягся всем телом, щадя раненую лапу и испепеляя меня диким взглядом. Даже в таком состоянии он мог запросто перекусить мне шею, и на какой-то миг я по-настоящему испугалась. Застыла на месте, как ледяная статуя.
Внезапно рычание перешло в поскуливание, будто зверь плакал – почти как человек. И тогда я решилась.
Решилась позвать его именем, которое он, возможно, уже давно забыл.
– Эрик… Тебя ведь зовут Эрик? – и в два счета преодолела разделяющее нас расстояние.
***
Эрик...
Я не слышал этого имени из уст человека целую вечность, и именно эти звуки на несколько мгновений вытащили меня из кровавого тумана боли. Она была такой острой и сводящей с ума, что казалось – с меня заживо сдирают кожу. В последние дни перед полнолунием я стал неосторожен и глуп настолько, что попался в ловушку. Я и забыл, насколько хитры могут быть люди – они выварили капканы в мясном бульоне, и я сам, по своей воле, сунулся проверить – чем там как соблазнительно пахнет?
Мною двигал только голод, желание глодать кости и рвать зубами мясо – поддавшись наваждению, перед которым не устоит ни один дикий зверь, я трепал приманку зубами, рыча от удовольствия. Как животное. Обошел все капканы, в которые девчушка сунула палки.
Вчера вечером я смотрел издали, как Рози одну за одной обезвреживала ловушки, однако решился приблизиться только ближе к рассвету, когда голод измучил вконец. Я подкрался… и совсем забыл про осторожность. Последняя из механических ловушек была спрятана под листьями и снегом, совсем рядом с другой, поэтому, когда я наклонился за таким бессовестно привлекательным куском свиной вырезки, то ступил передней лапой в ее пасть.
Сначала был оглушительный щелчок, а потом боль пронзила всю левую половину тела, будто я угодил в костер. Зубастые челюсти намертво стиснули лапу, достали до костей – хлынула кровь. Не помня себя, потому что рассудок заволокло густо-алое марево, я рванулся так сильно, что вырвал колышек с цепью из земли. А потом бежал прочь, хромая и скуля, едва не падая в снег и оставляя позади кровавый след.
Лес же взирал на меня сверху вниз, как беспощадный судья – ждал, когда я ослабею, чтобы спустить на меня своих монстров.
– Тебя ведь зовут Эрик? – прозвучал надломленный голосок.
Она шагнула мне навстречу быстро, так, что я и опомниться не успел. Рухнула на колени и взяла мою морду в свои руки. Ее заплаканное лицо было так близко, что я увидел свое отражение в бархатной темноте ее глаз.
Отражение дикого зверя. Опасного и уродливого.
Рычание, больше похожее на злобное бульканье, родилось внутри грудной клетки – я клацнул челюстями у нее перед носом. Рози моргнула испуганно, но не отшатнулась, а забомотала что-то утешительное, и пальчики ее стали перебирать шерсть за ушами.
«Уходи! Убирайся, пока цела!» – хотелось кричать, но из пасти вырывались звуки, даже отдаленно не похожие на человеческую речь.
Я рванулся назад – боль в раненой ноге тут же напомнила о себе. Капкан держал меня мертвой хваткой – самому ни за что не избавиться. Я просто истеку кровью или умру от заражения, а, может, охотники найдут меня по следам и добьют. Если не побоятся забраться так далеко, как это сделала Рози.
Она протянула ко мне руки – что-то дикое, звериное поднялось во мне, и я едва не вцепился зубами ей в запястье. Остановился в последний момент, уже представляя, какой вкусной будет ее плоть.
Заклятие можно снять только кровью…
Нет, я не стану! Не могу причинить ей вред… А она, глупая, не видит, что я еле держусь. Смотрит так жалостливо, щеки раскраснелись на морозе, а ресницы слиплись от влаги острыми стрелами.
– Я хочу помочь тебе…
Я пятился и рычал, прижимая уши к голове и чувствуя, как вздыбилась шерсть на загривке. Любой бы испугался, бежал бы прочь, спотыкаясь и падая. А она с трогательным упорством, шаг за шагом, приближалась. Ну откуда только взялась на мою голову?
Запах ее, девичий и сладкий, щекотал ноздри. От нее веяло теплом – настоящим, какое я уже давным-давно успел забыть, и все это вкупе с гложущей болью отшибало мозги напрочь. Так легко было поддаться звериному инстинкту, особенно когда добыча сама идет в лапы.
Держась за крохи разума, я тряхнул головой и сбросил ее руку, предостерегающе рыкнул и заковылял вон, но эта настырная девчонка поплелась следом. Шаги ее были тяжелы, дыхание – сбитое, но упрямство тащило Рози за мной.
И кто еще здесь охотник, а кто – жертва?
– Стой, пожалуйста… Я всего лишь хочу тебе помочь… – помолчала, переводя дух, и шепнула: – Эрик…
И снова это имя. Мое ли? Или призрака, что когда-то существовал. Тело вдруг окутала такая усталость, что я рухнул в снег, как подрубленный.
Она коротко вскрикнула и метнулась ко мне.
– Глупый, глупый дружище! Дай же мне посмотреть.
Я тихо выл, отвернув от нее морду – в тени спящих деревьев мерещилось лоснящееся черное тело вороны, что смотрела на меня в упор, не мигая. И такое чувство, будто я раньше ее уже видел.
– Потерпи… – ласково произнесла Рози, когда я рыкнул от резкой, пронзившей все мое существо, боли.
Помогая себе ногой, она надавила на рычаг – зубастые челюсти начали медленно размыкаться, а я готов был расплакаться от облегчения.
Она с брезгливым выражением лица отшвырнула капкан прочь, как дохлую крысу. Лапа моя была свободна.
– Ну как ты?.. Эй, постой! Ты куда?
Низко наклонив морду и стараясь не оборачиваться, я захромал подальше от нее. Кость не была перебита, и это хорошо, иначе пришлось бы туго. Рози звала меня и пыталась догнать, но я нарочно выбрал путь через овраг, преодолеть который из-за снега и торчащих острых веток ей было не под силу.
Пусть уходит.
Уходит и не возвращается.
***
– Постой! Не бросай меня! – подобрав юбку, я ринулась за волком, но силы подвели – ноги подогнулись, и я просто уселась в снег.
А он уходил, хромая и поджимая раненую лапу. Даже не обернулся ни разу. Так обидно… Неужели это все, и я больше не встречусь со своим другом?
Я вздохнула и поднесла руки к лицу – от них пахло волчьей шкурой и кровью. Зло катая между ладонями снег, вычищая их до скрипа, я слушала, как затихает хруст его шагов, пока последний, едва различимый шорох, не растаял в утреннем воздухе.
На мгновение показалось – когда я назвала его Эриком, звериные глаза расширились, и в них мелькнуло… Отчаянье? Изумление? Я не могла подобрать слов, но была уверена, что все не просто так – и мои сны, и перчатка в волчьей норе. А как он разволновался в тот раз, когда я перечисляла имена на букву Э? Как можно было столько времени быть такой недогадливой! Мой Волчок и есть заколдованный принц Эрик, но почему он не хочет, чтобы об этом знали? Почему начал меня избегать?
На этот вопрос мне только предстоит найти ответ.
Я еще раз с тоской поглядела в ту сторону, в которой скрылся мой друг – высокие деревья сомкнули ряды, отгораживая меня от чужих тайн.
Ничего. Я не имею права сдаться, слишком многое стоит на кону, и я больше не та трусливая девчонка, Лес начал менять меня в тот миг, когда я ступила в его тень багряной осенью.
Я сделаю все, что в моих силах.
***
Ворона залетела в распахнутое окно и, попрыгав по мраморному подоконнику, нетерпеливо каркнула, привлекая к себе внимание Лорда Регента и его жены. Ведьма, облаченная в темно-синюю кружевную сорочку – она еще не поднималась с постели – встрепенулась и подняла руку, подзывая свою любимицу ближе.
– Ну, что эта мерзкая птица скажет на этот раз? – недовольно буркнул Рупперт и отшвырнул папку с документами. Регент с раннего утра находился в мрачном расположении духа, кричал на слуг и ругался с министрами – всему виной подготовка к коронации, которая должна была состояться сразу после Нового Года. Ему казалось, что все сговорились против него, что все идет не так, как нужно, а из-за каждого куста торчат уши заговорщиков. Чем меньше оставалось времени, тем больше он нервничал.
– Здравствуй, дорогая, – Левзея с благосклонной улыбкой почесала птичьи перья, и ворона довольно каркнула.
Женщина наклонила к ней голову и прислушалась к звукам, похожим на кудахтанье, при этом птица забавно раздувалась и топорщила перья. По мере того, как ворона пересказывала последние новости, лицо ведьмы все больше мрачнело.
– Ну? – Лорд Регент напрягся, отчего его уродство приобрело почти гротескные черты. – Какие вести принесла твоя мерзкая птица? Мне есть, чего опасаться?
Колдунья отпустила любимицу полетать, а сама наморщила лоб и в упор поглядела на мужа.
– У нас могут быть проблемы. Девчонка никак не угомонится.
Рупперт выругался сквозь зубы.
– И что теперь делать? Я не позволю никому помешать моей коронации, Эрик не должен вернуться.
Он столько лет ждал, столько лелеял мечты о власти, что не остановится ни перед чем. Если бы эта глупая женщина, его жена, вечно все не портила, он бы уже давно был королем. Иногда Рупперт думал, что, как только ему на голову возложат корону, то нужно будет избавиться от Левзеи – та знала слишком много его секретов. Увлеченный своими мыслями, он не сразу понял, что жена с ним разговаривает.
-… магия не действует, – Левзея отвернулась к открытому окну, уперев ладони в подоконник. Морозный ветер играл с длинными черными волосами, скользил по голым плечам – холода она не чувствовала.
– Проклятье, – мужчина начал нервно постукивать по столу пальцами здоровой руки.
– Не переживай, дорогой. Я не могу воздействовать на девчонку, потому что она все время таскает этот плащ, но кто сказал, что не смогу подействовать на других?
Лорд Регент мрачно ухмыльнулся.
Давно пора.