ГЛАВА 30. ДУРНЫЕ НАСТРОЕНИЯ
За прошлую неделю я еще несколько раз сбегала в лес, но безрезультатно – Волчок пропал. Усидеть на месте, под крышей нашего безопасного дома было слишком тяжко – страх и тревога разливались под кожей, и я то и дело вздрагивала. Думая о моем друге, представляла, что где-то там ему готовят ловушки, и хотела предупредить его, сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя бессильной.
Бесполезной.
А еще жизненно важным казалось спросить у него одну вещь. Может глупую, безрассудную, но она будто занозой застряла у меня в мыслях, не желая покидать их.
После того случая на рынке мне казалось, что горожане стали косо на меня поглядывать и стараются перейти на другую сторону улицы – слухи у нас расползались быстро. А вчера стайка мальчишек закидала меня снежками с криками: "Волчья невеста! Волчья невеста!"
И то, как быстро сплетни дойдут до бабушки – лишь вопрос времени. Меня совершенно не беспокоило, что подумает об этом дядя Джеймс или Торн Глоуд, но бабуля – совсем другое дело. Иногда я порывалась рассказать ей все-все, как было когда-то в детстве. Я могла положить голову ей на колени и под убаюкивающий треск дров в камине делиться девичьими переживаниями, в то время, как она гладила меня по волосам и приговаривала:
"Ничего-ничего, детка. Все обязательно будет хорошо".
Мне остро не хватало таких моментов, но умом я понимала, что теперь не она должна заботиться обо мне, а я о ней. И я старалась, правда, старалась, всеми силами избегая разговоров о своем будущем.
И когда я накрывала на стол незамысловатый обед для нас с бабулей, в дом буквально ворвалась миссис Беркинс – без головного убора, запыхавшаяся и раскрасневшаяся с мороза. Я встретила ее у дверей, уже почти не сомневаясь, какие вести она принесет.
- Рози, детка... - начала она громогласно, но я приложила палец к губам, и та зашептала: -... что за глупости про тебя болтают? Говорят, ты бегаешь в проклятый лес и с волками якшаешься, - уголки ее пухлых губ съехали вниз, а подбородок затрясся. Она выглядела донельзя потерянной и расстроенной. – Я не верю этим глупым сплетникам, ты не думай, - она коснулась моего локтя, а я стояла неподвижно, как изваяние, таращась на нее бессмысленным взглядом.
Воздуха не хватало, а к глазам вдруг подкатила влага – мне стоило огромных усилий загнать ее обратно, чтобы не расплакаться прямо здесь.
- Проходите, миссис Беркинс. Отобедайте с нами, - отмерев, я посторонилась, пропуская ее. Голос мой сел, и я не узнавала его. Эти новости стали последней капле в чаше моего и без того хилого самообладания. Вот-вот плеснет через край.
- Ты только не расстраивайся, ладно? – добрая женщина заглянула мне в глаза и ободряюще погладила по плечу. – Это ведь дурачок Робби начал слухи распускать, все знают, что у него не язык, а помело, - на последних словах она скривилась, будто съела что-то кислое.
Ах, миссис Беркинс, если бы вы только знали!
- И ведь кого выбрал-то, негодник! Самую честную и безобидную девочку, - шипела она гневно, на ходу разматывая колючий шарф.
- Давайте не будем об этом, прошу, - взмолилась я. – Не хочу, чтобы бабулю тревожили эти сплетни. Вы же знаете, как близко к сердцу она воспринимает все, связанное со мной.
Проходя мимо окна, я бросила взгляд на занесенный сад, и на мгновение замерла. Накренившись под тяжестью снега, ветка старой вишни почти касалась земли – на ней сидела ворона, таращась в мою сторону черными глазами-бусинками. Она несколько раз отрывисто и хрипло каркнула, и мне показалось, что это прозвучало как обвинение.
"Лгунья! Лгунья!"
Да, Рози. Ты совсем завралась.
Миссис Беркинс сдержала обещание и не стала рассказывать бабушке о слухах, которыми полнился город. Но каждый раз, слыша шум за окном или чей-то громкий крик, я тревожно замирала и поводила плечами, будто стряхивая набежавшие мурашки. Будто ждала, что вот-вот к нам начнут ломиться бородатые мужики с бешено горящими глазами или женщины наподобие тех, с которыми я столкнулась на рынке, чтобы наказать "волчью невесту". Народ у нас был суеверный, и я всерьез боялась, что могу получить не только снежков за пазуху, но и кое-что похуже. Может, я слишком сильно накручивала себя, но желание выходить на улицу пропало совсем.
Иной раз, замирая и возвращаясь мыслями в ночь Самайна, я невольно думала о том, что было бы, если бы я позволила Волчку закусить Робби и его пьяными друзьями? И ужасалась собственным мыслям. Неужели в глубине моей души есть место этой жестокости? Как будто в ту ночь меня коснулось дыхание Запретного Мира, отравив своей злобой.
И волк... Что с ним? Увижу ли я его еще когда-нибудь? Если мой друг решил больше никогда не попадаться мне на глаза, придется спасать Сердце Леса самой. Дорогу я помню... примерно. И даже плакать не буду. Если только совсем чуть-чуть.
- Деточка, ты плачешь?
Должно быть, бабуля услышала мои всхлипы. Она стояла в дверях, сжимая в руке палочку и глядя в мою сторону бледно-голубыми незрячими глазами.
- Нет, бабуль, тебе показалось, - я взяла ее под руку и поцеловала в щеку. За прошедшие годы она уменьшилась в росте и превратилась в очаровательную миниатюрную старушку, хрупкую, как статуэтка.
Она цокнула и покачала головой.
- Я ведь чувствую, с тобой что-то происходит, милая. Но ты не хочешь со мной делиться, и мне от этого больно.
- Мне просто иногда бывает грустно, ба. Только и всего.
Я врала так самозабвенно, что сама едва в это не поверила. Прости меня, милая бабушка, когда-нибудь я смогу рассказать тебе всю правду. Когда-нибудь, но не сейчас.
- Я надеюсь, что, если у тебя случится что-то по-настоящему плохое... – она сжала мою кисть пальцами и посмотрела – будто в душу проникла, -... ты обязательно мне сообщишь. Не очень-то приятно чувствовать себя бесполезной для собственной внучки.
- Ну что ты, родная, ты вовсе не бесполезная, - душа заныла, будто кто-то разворошил ее грубой рукой. – Я люблю тебя, ба. Так сильно люблю, что хочу защитить от всего на свете.
Бабуля просияла, и эта ее улыбка, потерявшаяся в уголках выцветших губ, показалась мне ярче солнца.
- А давай выйдем на крыльцо? Ветер стих, и солнце выглянуло, - предложила я.
- Отличная идея, Рози. Нам обеим не помешает подышать воздухом.
На крыльце, входящем в сад, стояла старая дубовая скамейка, которую я застрелила толстым покрывалом. И только мы сели рядом друг с другом, чтобы насладиться этим светлым и тихим днем, как я услышала скрежет ворот.
По дорожке к дому деловито шагал дядя Джеймс – самоуверенный и надутый, как павлин. За ним следовал незнакомый низенький человек в плаще с бобровой опушкой и таким большим животом, что полы плаща на нем не сходились.
Я медленно поднялась со скамьи, сжимая холодные пальцы в кулаки и уже зная, что ничего хорошего этот визит не принесет.