Книги
ГЛАВА 18. СЕРЫЙ ВОЛК
Он вел меня по дорожке, освещенной лишь неясным светом луны. Огни фонарей затерялись в сумеречной глубине сада, словно пугливые светлячки на болоте, растревоженные случайными путниками. Мы молчали, и казалось, громче моих каблуков стучит только мое собственное сердце. Я давилась страхом за своего лохматого друга, робела перед Глоудом, пальцы мои покоились на сгибе его локтя, и я не смела ими пошевелить.
Ну же, пусть скажет хоть слово, прервет эту гнетущую тишину, и мне перестанет казаться, что я иду под руку не с человеком, а с…
- Розалин, вы так дрожите, будто я серый волк, - низким голосом шепнул он, наклонившись к самому уху. Коснулся дыханием волос, накрыл мои пальцы своими. – Не бойтесь, дорогая, я вас не обижу.
Покоробило фривольное обращение, и я невольно передернула плечами. Хотелось бы верить, что у него слова не расходятся с действиями. Я чувствовала себя наедине с Торном Глоудом куда более беззащитной, чем рядом с моим волком. Торн был учтив и почти мил, но сквозь трещины маски проглядывала таящаяся в нем тьма.
Он и есть тот самый зверь, которого следует остерегаться. Его шутка про серого волка могла показаться забавной, но на самом деле от шутки там была лишь малая часть.
- Я не боюсь, - солгала я повернулась к нему, и в этот миг бледная луна выхватила его лицо из темноты.
Он был неправильно красив, порочно. Ради такого мужчины легко забыть все, что угодно. Легко отдать все, что угодно. Я поймала себя на мысли, что не могу отвести от него глаз. Любуюсь, как на драгоценное произведение искусства, а страх, что сковывает колени и заставляет дрожать голос, уходит под напором другого непонятного чувства.
Я тряхнула головой, прогоняя морок. Нельзя поддаваться преступному обаянию, а то закончу, как овечка из песенки.
- Розалин, - мурлыкнул он. – То, что вы сегодня видели… Прошу вас, не думайте, что я плохой человек. Это все ничего не значит. Люди всегда хотят развлекаться.
- Мне не по душе такие развлечения.
- Людей привлекает все запретное, - продолжил Торн Глоуд, наклоняясь ниже, глядя прямо в глаза. Пытаясь заворожить, как темный чародей.
- Только не меня.
И столько твердости было в моем голосе, столько стали, как будто я сейчас не лгала самой себе.
Привлекает. И еще как! Разве не я бегала в лесную чащу, забыв обо всем?
Торн вздохнул и задумчиво потер висок.
- Я все понимаю, Розалин. Вы считаете меня нехорошим человеком, но это не так. Вы и сами это скоро поймете.
Мне не хотелось ничего понимать. Хотелось только отвести от моего неразумного друга угрозу, да чтобы больше не думал так рисковать. У него острые когти и зубы, но даже им не сравниться по скорости с пулей. Думать о том, что я могу его потерять, было больно, страх превращал кровь в лед, и я начинала дрожать.
Из окон лилось хмельное веселье, смешанное со звуками музыки, а мне все казалось ненастоящим. Поддельным. А я сама – куклой в роскошном платье, которую дергают за веревочки.
Просто надо потерпеть еще немного. Представить, что мне это снится. И мужчина, на чьем локте до сих пор покоится моя рука – тоже.
Мне почти удалось себя успокоить, но когда я поднималась по ступеням рука об руку с Торном Глоудом, показалось – кожу между лопатками обжег чей-то взгляд.
Остаток вечера прошел как в тумане. Я не притронулась ни к еде, ни к вину – сидела в кресле, мечтая превратиться в невидимку и вздрагивая от слишком громких звуков, отворачивалась, замечая на себе липкие мужские взгляды. Дядюшка вместе с Глоудом играли в карточную игру за соседним столом, и до меня доносилось пьяное хвастовство родственника – он болтал без умолку о женщинах, о своих похождениях, о квартире в столице, которую обставил по последней моде. Рядом с ним сидела, едва ли не заглядывая в рот, смешливая блондинка, а Люсинда то и дело склонялась к нему, шепча на ухо что-то, отчего дядя усмехался, сверкая зубами.
Глоуд не смотрел на меня, но один раз, почувствовав мой взгляд, поднял глаза от карт и улыбнулся краем рта. Почувствовав, как запылали щеки, я быстро опустила глаза и сделала вид, что интересуюсь узором на полу.
О моем волке больше ничего не было слышно, и я отчаянно верила, что ему удалось скрыться незамеченным. А по пути назад, выглянув из окна экипажа, увидела следующую за нами серую тень.
- Куда это ты все смотришь? - дядя был пьян и еле ворочал языком. Не дождавшись моего ответа, он икнул, повозился и захрапел, став похожим на одного из городских пьяниц.
Дядюшка сегодня хорошо развлекся, чего нельзя было сказать о Люсинде. Она сидела, недовольно поджав губы, и мяла пальцами горжетку. На мгновение наши взгляды пересеклись, а потом женщина вздохнула так, будто на плечи ее навалилась смертельная усталость, и склонила голову на плечо.
Когда я вернулась домой, стояла глубокая ночь. Бабушка не ложилась спать, вязала перед очагом, закутавшись в шерстяной плед. Она как чувствовала мое смятение, не стала терзать расспросами, лишь ласково поцеловала в лоб, когда я уложила ее в постель и подала грелку. Из-за промозглой осенней погоды у нее часто болели суставы, и я чувствовала себя совершенно беспомощной, потому что никак не могла облегчить ее страданий. Я не могла смириться с тем, что она стареет, и каждый день неумолимо приближает нашу разлуку.
- Спи спокойно, Рози. Утро вечера мудренее, - мягкое прикосновение к щеке - она заправила прядь волос мне за ухо, а у меня перехватило горло и от теплого голоса с хрипотцой, и от незамысловатого жеста, хранящего всю нежность этого мира.
В своей комнате я забилась под одеяло, укуталась по самый нос и долго вглядывалась в темные углы. Не таится ли там отвратительная черная ворона? С самого детства меня преследовал страх темноты. Впору бы посмеяться над собой, но после событий последних недель, когда я убедилась в существовании магии, тягу веселиться отбило напрочь.
Уже засыпая, я воскресила в памяти образ принца Эрика. Я вспоминала о нем всю последнюю неделю, пытаясь понять, как сплетены между собой странные и до жути реалистичные сновидения. Все это неспроста, правда? Кто-то пытается до меня достучаться через сны, жаль, я вижу их не каждую ночь, иначе было бы проще сопоставить части мозаики и, взглянув на полную картину, найти верный ответ.
Надо будет попросить помощи у тетушки Лаванды! Она-то уж точно сможет меня понять.
В своих размышлениях я не заметила, как кровать начала превращаться в пушистое облако – оно несло меня сквозь звезды по синему небу, высоко-высоко над молчаливым городом. И были внизу реки, кишащие неведомыми чудищами, и драконы, что, с рыком разевая пасти, заглатывали их бьющиеся склизские тела. И были поля, засеянные костями, с черными побегами мертвой лозы, проросшей в запретный мир. И обнаженные жницы с провалами вместо глаз и серпами, закаленными в огне преисподней. И были огромные люди, поросшие шерстью, с копытами и хвостами – они несли факелы, чтобы поджечь лес, а зверье бежало прочь, почуяв скорую гибель. И все кричали, звали меня по имени.
"Просто позволь нам, Рози..."
А потом было падение с высоты в самое сердце развернувшегося безумия, я чувствовала его дыхание у себя в волосах.
...Но упав, оказалась у портрета Некоронованного Принца с серьезными зелеными глазами. Отчего-то они были знакомыми до боли, родными, близкими – и я потянулась, чтобы коснуться старинного холста. Надеясь ощутить биение жизни в нарисованном теле. Услышать хоть слово из холодных уст.
Я будто приподнялась над полом – тело стало невесомым, легче перышка. Краски на портрете поплыли, смешались, завертелись воронкой – и меня с неодолимой силой потянуло вовнутрь.
