Книги
Глава 8
На ужин к Кате домой мне всё-таки удалось напроситься. И я могу с уверенностью сказать, что этот ужин — один из самых странных, на которых мне довелось присутствовать.
— Ну как? — хитро щурясь, спрашивает меня Екатерина.
А я не знаю, что сказать. Для меня странным и неловким было абсолютно всё.
Елена Александровна, Катина крёстная, явно больше не жаждет видеть меня рядом с Катей. Я никогда ещё так быстро не уминал борщ и лазанью, под прицелом подозрительного взгляда. Ванька… Пожалуй, единственный, кто был рад меня видеть, даже несмотря на то, что совершенно меня не помнил.
— На первое: борщ, на второе: лазанья, на десерт: шарлотка. Странное меню.
— Меню в ресторане. У нас всё по-домашнему. — Катя пожимает плечами и ставят перед нами две чашки кофе. — Лазанью ставила я, борщ крёстная ещё утром сварила. Так что, чем богаты. Шарлотку Ванька обожает. Мы её очень часто готовим.
— Скажи уже сразу, что меня здесь никто не ждал. — ухмыляюсь, нервно хохотнув.
— Я, кажется, именно так и сказала. — ведёт плечом и переходит на заговорщицкий шёпот: — Меня больше интересуют мордовороты в моей гостиной. Мне нужно их кормить? Как-то это не по-человечески.
— Я думаю, ты можешь попытаться.
Катя задумчиво кивает и складывает перед собой руки на столе.
У неё прекрасный дом и прекрасная семья на самом деле. Я боюсь акцентировать на чём-то внимание, чтобы не услышать, чего ей стоило наладить свою жизнь, после измены, предательства и смерти мужа.
— Ваня очень вырос. — говорю это, потому что это правда, потому что необходимо чем-то заполнить тишину. — Он отлично разговаривает.
— Разговаривает? — Катя оборачивается и нелепо хлопает глазами. — А как он должен разговаривать, Дамир? На следующий год уже всё, школа.
И здесь у меня не получается выбрать безопасную тему для разговора.
— Я просто имел в виду, что чужие дети очень быстро растут.
— Это да. — улыбается, а сама бегает по моему лицу недоверчивым взглядом, будто в самую душу заглянуть пытается. — Какой-то ты сегодня странный всё же.
Пожимаю плечами и делаю вид, что для меня ничего важнее кофе не существует на данный момент.
Мы какое-то время молчим, думая каждый о своём, а потом её прорывает:
— Знаешь, Ванька даже своего отца не помнит. Меня это почему-то пугает. Даже не сам факт, а то, что ему это, кажется, даже неинтересно. Я ведь готовилась к бесконечным вопросам и расспросам, кто мой папа, где мой папа… а он несколько раз всего спросил. Да и то, когда в садике искали инициативных пап.
— Тебя беспокоит, что у него нет отца?
— Не знаю. Наверное, лучше никакого, чем такой, как Игорь, просто это меня пугает. Дети, их восприятие, память… — она шумно сглатывает и нервно улыбается. — Мысли дурацкие в голову лезут. Не знаю, если там что-то после смерти или нет, а мне было бы обидно, если бы меня мой родной ребёнок забыл. Ты когда сказал мне про этого бандита… Не могу перестать об этом думать.
Это уже хоть какой-то прогресс. Инстинкт самосохранения у Кислицкой всё же присутствует.
— Прозвучит, может, конечно, не очень, но поверь мне, сын тебя не забудет. Ему уже не два года, Катерина. Ты его мама целых шесть лет. И ничего с тобой не случится. Я даю тебе слово.
— Ох, Дамир… Дети растут, взрослеют, меняются. Их мир только кажется, что уже и проще, чем наш. А вообще, я думаю, что ты совершил большую ошибку.
— Я? — на мгновение у меня дыхание перехватывает.
— Да я не о Ваньке уже, господи. Я понимаю, что ты, скорее всего, хотел как лучше, но не выйдет ли мне это боком? Жила себе спокойно, никого не трогала… Ну-у, почти. А тут и ты, и охрана. Как бы ни решил этот бандит, что я хочу его кинуть на бабки. Может, правда, как-нибудь связаться с ним?
А то я не пытался!
Эта мразь даже разговаривать со мной не стала. Не стану скрывать, для меня это было неожиданностью и ударом по самолюбию. С этим чувством я даже несколько дней прожил.
— Видишь ли, Катя, я не знаю, чем это обусловлено, но он мне сказал, что твой муж ему ничего не должен.
— Подожди… — чувствую, что мне сейчас выдвинут очередной вотум недоверия. — Так, может, ты что-то не так понял?
— Скорее всего, там что-то очень дурно пахнущее. Он ищет свои деньги, поверь мне.
— А зачем это ты с ним разговаривал? — нервно ёрзает на стуле, прожигая меня своими невероятными глазами.
Да потому что идиот. Сам тогда ещё во всём не разобрался.
— Так сложились обстоятельства.
Катерина рассматривает меня какое-то время, а потом выдаёт:
— Ты очень странный человек, Дамир. Ты невероятный мужчина. Но знал бы ты, как сильно меня это пугает…
— Скажу тебе по секрету, иногда я сам себя побаиваюсь. — пытаюсь пошутить, а у самого сердце тревожно сжимается.
Когда-то ради дочери я готов был свернуть горы. Устраняя её ошибки молодости, разрушил семью Шолоховых. Кто знает, как бы сложилась их судьба, не вмешайся я тогда. Может быть, Катерина нашла бы в себе силы простить мужа? Может быть, не угрожай я Игорю, не загоняй его в западню, он бы отцепился от моей дочери, как только его жена узнала об их интрижке? А может быть, надави я посильнее и не исчезни, Катерина была бы уже моей женой? Это она, глупая и неуверенная в себе, тогда считала, что я шучу и ломаю комедию для её муженька. Будто я когда-то делал то, что мне неприятно.
Всё… всё это лирика. За прошедшие годы ничего не изменилось — усугубилось. Я по-прежнему вожусь с тем, что наделала моя дочь, пытаюсь минимизировать разрушения, принесённые ей в семью Шолоховых… Только теперь моё сердце не сжимается от любви к ней. Оно сжимается от отчаяния и ненависти. Разрушая свою жизнь, Ангелина уничтожила не только целую семью, но и меня, моё малюсенькое право на счастье, которое можно было бы попробовать воздвигнуть на тех руинах.
