Эра Водолея

17.

Инна

Поезд подползал к Саратову. Я уже собрала сумку и сидела с телефоном в руках. Открыла Воцап и перечитала три сообщения Водолея, два вчерашних и одно сегодняшнее:

«Уже скучаю. Люблю тебя».

«Спокойной ночи. Целую».

«Доброе утро. Как ты? Скучаю».

Это было приятно – и странно. Мы никогда не обменивались подобными посланиями. А то, что необычно, настораживает. Если я уезжала, всегда писала, что доехала, все в порядке. В ответ прилетало краткое «ок». Водолей вообще был скуп на словесные проявления чувств. Привык демонстрировать их на деле, неважно, будь то неожиданный подарок, вкусный ужин, нагретое на батарее полотенце или что-то необычное в постели. Даже предложение сделал в той же телеграфной манере.

С того дня, как он попросил меня не уходить, прошло три месяца.

«Ты мне нужна…»

Были моменты, когда я крупно в этом сомневалась. Особенно после свадьбы Эры. О том, что она уехала в Петрозаводск и там вышла замуж, я узнала от него. Кто сказал ему, не спрашивала. Не все ли равно.

Я сомневалась в том, что нужна ему не только как способ отвлечься и забыться. Сомневалась, правильно ли поступила, согласившись. Но тот день был последним, когда он явно и откровенно смотрел сквозь меня в прошлое. Все менялось – я видела. Медленно, трудно, но менялось. Мы не обсуждали это, ни тогда, ни потом, и я была такому раскладу только рада. Некоторые вещи лучше не знать. Любишь колбасу – не интересуйся, как и из чего ее делают.

В тот вечер Водолей встретил меня из театра, мы шли по улице и разговаривали о спектакле.

- Ин, я тебя люблю, - сказал он безо всякого перехода. – Выйдешь за меня?

Странно, но это чем-то было похоже на мою давнюю детскую мечту. Вечер, снег, фонари, и мы шли, держась за руки. Правда, о том, что Водолей предложит мне стать его женой, я тогда точно не думала. Даже представить себе не могла.

Разумеется, я понимала, что его слова о любви – скорее, протокол о намерениях. То самое «я хочу полюбить тебя» в процессе. Но согласилась.

Суета на вокзале, автобус, гостиница. Быстренько привести себя в порядок, перекусить – и в театр, готовиться к вечернему спектаклю.

- Не отвечает, паразит, - моя соседка по номеру Люся с досадой отложила телефон. – Ну как же, жена уехала, свобода. Вот за это больше всего не люблю гастроли. Каждый раз уезжаешь и думаешь: а что он там делает без меня. И что обнаружу, когда приеду. Не поверишь, Ин, один раз сережку в постели нашла. Маленький гвоздик. И ведь на голубом глазу доказывал, что это моя. Потеряла и забыла. Ты сдурел, говорю, любезный, да чтобы я такую дешевку в уши вдела?!

- И что? – вежливо спросила я, хотя это мне было абсолютно не интересно.

- Да ничего. Подала заявление на развод. Но так и не развелись. Двое детей все-таки. Да и люблю паразита, что поделаешь.

И правда, ничего не поделаешь. В каждом домике свои гномики. И свои паразиты.

- А ты как, Ин? – Люська никак не могла угомониться. – Не боишься своего оставлять? Он у тебя интересный мужик.

- Не знаю, - я пожала плечами. – Скорее, нет, чем да.

На самом деле я вообще об этом не думала. То есть не думала до сих пор. Подозревать Водолея в чем-то поводов не было. Не говоря уже о том, что Эра стала для меня прививкой от ревности. Я переболела ею в острой форме в тот вечер четырнадцать лет назад, когда дорогая подруга позвонила и попросила прикрыть их. Ту ночь я очень не любила вспоминать.

Сейчас… нет, пожалуй, это была все-таки не ревность. Какое-то смутное, тоскливое ощущение неуверенности в завтрашнем дне, как-то так. Я только-только начала приходить в себя после Швейцарии. Слова врачей через столько лет пусть призрачной, но все же надежды, показались приговором. Поддержка Водолея была для меня твердой почвой под ногами. Которая вдруг в один момент стала зыбкой, как болото.

Нет, я не думала, что, вернувшись домой, обнаружу пустой шкаф и записку: «Прости, я ушел к Эре». Это было бы совсем не в его стиле. Но метаний между нами, пусть даже мысленных, я бы не перенесла. И снова вытаскивать его из ловушки не до конца пережитых чувств, отвлекая внимание на себя, не собиралась.

Люська, похоже, намерена была развивать тему и дальше, но я схватила полотенце и пошла в душ. К счастью, на этот раз он был в номере – крохотная кабинка с подтекающим поддоном. Потом обед в гостиничном ресторане и снова в автобус.

Театр назывался «Теремок», неожиданно большой и хорошо оборудованный. Нужно было познакомиться со сценой, со всеми проходами и выходами, проверить звук и свет. Для взрослых мы играли «Польвероне» по новеллам Тонино Гуэрра. В переводе это означало «солнечная пыль» - фантастический ветер, уносящий от тьмы к свету, к новым чувствам.

Я больше любила старомодные «ламповые» спектакли потому, что они давали ощущение всемогущества. Оставаясь за ширмой невидимым, кукловод мог дать зрителям иллюзию того, что кукла – живая. Иными словами, вдохнуть в нее жизнь. Заставить забыть о том, что перед ними просто кусок раскрашенного пластика или комок тряпок, подчиняющийся воле того, кто дергает его за ниточки. В «живом» спектакле все было одновременно и проще, и гораздо сложнее. Играть приходилось за двоих: за себя и за куклу. Создавать всю ту же иллюзию ее живости и самостоятельности, не оттягивая внимание на себя, но и не прячась в тень. Подобное требовало умения как бы раздвоиться, соблюдая при этом тонкий баланс сил. После таких представлений я чувствовала себя полностью выпотрошенной, однако если все получалось, удовлетворения это приносило на порядок больше.

Я боялась, что в подавленном настроении не смогу выложиться, но уже через несколько минут после начала с удивлением поняла, что меня захватило и понесло. Наверно, той самой волшебной солнечной пылью. Как будто вместе с героями вырвалась из череды обыденности к чему-то новому и необычному.

Нас долго не отпускали. Такого успеха «Польвероне» я не помнила, разве что на премьере. Хотя как дублеру мне редко приходилось играть в этом спектакле, да и вообще он считался у нас не самым ходовым. И ощущение, когда мы сели в автобус и поехали в гостиницу, оказалось непохожим на обычное. Не было привычной выпотрошенности. Наоборот, казалось, что прямо сейчас смогла бы сыграть снова, ничуть не хуже. Польвероне все еще кружил меня, звал пойти в какой-нибудь ночной клуб и танцевать до утра. Или гулять по городу. Но наутро предстоял «Гадкий утенок», где я играла важную утку-испанку. Тот самый традиционный спектакль, мой ровесник, я помнила его с детства. Так что никаких прогулок и танцев. Поужинать и баиньки.

Оставив в номере плащ, я спустилась в ресторан и хотела уже направиться в уголок, где сидела наша компания, как вдруг услышала за спиной:

- Инна?