Книги
9
Наверно, так томятся души умерших в нави, думала Марья. Есть мысли, есть воспоминания о былых событиях и чувствах, но больше нет тела, которое когда-то жило и чувствовало. И будет это вечно – до скончания веков. Греческая вера тоже учила, что всё придет к концу, все получат новые тела, и каждого осудят по его делам. А потом праведные станут радоваться, а грешные мучиться, и это уже не изменится никогда.
И все же она надеялась, что Кощей найдет ее раньше и догадается попросить Марену о помощи. Может быть, его зов услышит богиня. Когда-то он уже хотел молить ее о помощи, но Марья отговорила: вдруг придет такое время, что не останется иной надежды, кроме нее. И вот оно пришло – но где же Кощей? Что, если ему самому нужна помощь не меньше, чем ей?
И снова волнами накатывало отчаяние, и тогда Марье хотелось, чтобы рассудок покинул ее. Чтобы не думать, не вспоминать, не ждать и не надеяться напрасно. Впасть в черное забытье и оставаться в нем, пока не поменяются местами небо и земля. Но даже сна лишили ее проклятые чары Ягны.
Однажды, когда упал через расщелину солнечный свет и чуть развеял непроглядную тьму, тень нетопырьего крыла промелькнула прямо перед глазами, и невольно пришли иные мысли. Что стало за это время с ее телом, похожим на кусок камня?
Марена говорила: она бессмертна, но уязвима – может испытывать боль, страдать от огня и железа. Если бы не оградила богиня ее своей силой, ожоги от факела причинили бы ей лютые мучения. Но сейчас она не чувствовала ничего. Как знать, может, ее уже обглодали пещерные пауки и черви, да так, что остались одни кости, как у навий, которыми пугают детей. Вечно живые кости!
Это было так ужасно, что Марью снова затопило невыносимым отчаянием. Если б только могла, билась бы сейчас в слезах и воплях. Она пыталась придумать всякие страшные казни для Княжича и Ягны, в мыслях распиливая их на части деревянной пилой или разрубая топором на мелкие кусочки, но это не помогало. Напротив, становилось только хуже. Марья вовсе не была кровожадной и мстительной. Окажись она сейчас на воле, кто знает, попыталась бы отплатить им злом за зло.
Единственной ее отдушиной, хотя и с горькой мукой пополам, были мысли о Кощее – воспоминания о счастливых днях, проведенных вместе с ним, и надежды на то, что рано или поздно он вызволит ее из этой пещеры.
Какими короткими были эти два года после свадьбы, но сколько любви и радости успел он ей подарить. Они жили душа в душу, в полном ладу и согласии.
Хотя… однажды Марья все-таки не на шутку на него рассердилась.
Как-то раз после свадьбы гуляли они вдвоем по берегу реки, и Марье – уже не впервые – показалось, что кто-то за ними крадется, подглядывает и подслушивает. И ей хорошо было известно, у кого такое в обычаях. Но как ни оборачивалась, ни всматривалась в прибрежные кусты, никого не увидела.
- Ну, пойдем уже домой, Марья-Марена? – спросил Кощей, подхватив ее на руки.
- Никогда больше не называй меня этим именем! – оборвала его резко, да так, что от удивления едва не уронил.
- Перестань, Марья, - поставив ее на землю, Кощей покачал головой. – Что я такого сказал? Здесь же никого нет. А если вдруг и есть, все равно не поймет. Подумает, что назвал тебя Марьей Моревной.
- Это ты не понимаешь! – словно сама темная богиня дала ей толику своего зимнего гнева, когда снежные бури закрывают небо, а мороз превращает кровь в лед. – Это тайное имя, его нельзя произносить вслух. Никому, кроме нее. И знать его не должен никто, кроме тебя и отца. Беда будет, если до кого-то дойдет, что я служу Марене.
- Все и так знают, что мы ей служим – и ты, и я, и твой отец.
- Да, но вы – не так, как я.
- Послушай, Марья, - Кощей тоже начал сердиться. – Ведь и ты сейчас сказала много того, что не для чужих ушей.
Она осеклась – и правда, в запале наговорила лишнего, забыв, что почудился ей в кустах притаившийся Княжич. Повернулась и в сердцах пошла к дому, злая на Кощея и на себя.
И вот сейчас, думая об этом, припомнила она и другое – слова Ягны о том, что хранит ее, Марью, богиня. Значит, не показалось тогда, и в самом деле следил за ними Княжич. Все услышал и подруге своей рассказал. А о бессмертии вызнал раньше, до свадьбы.
А еще подумала Марья о том, что Княжич не остановится. Такие, как он, ни за что от своего не отступаются. И если вздумалось ему получить бессмертие, то попытается добыть его иначе – от Кощея. Требовал он у нее заклятья, значит, и к нему пойдет за тем же. Найдет, где бы Кощей ни очутился.
Может, и к добру это. Бывает у судьбы, что добро оборачивается к злу, а бывает, и наоборот. Конечно, никакого заклятья он не получит, потому что нет его. Стал Кощей бессмертным в их первую брачную ночь, в чулане Радиного дома, когда любили они друг друга до зари. Не тайно, как раньше, а как связанные неразрывно муж и жена, перед богами и перед людьми. Никто и никогда больше не получит от нее этот дар-бремя.
Но если найдет Княжич Кощея, неужто не догадается тот, что его Марья в беде? Неужто не отправится искать? Надо только ждать, надеяться и верить, что он придет.
Теперь Марья ждала еще сильнее, цепляясь за эту надежду, когда снова подступало отчаянье. Княжич из шкуры выпрыгнет, но найдет Кощея, а тот уж из него все соки выжмет, но узнает, где ее искать.
Светлее перед глазами – день, темнее – ночь, снова и снова. Быть может, давно состарился Княжич и умер?
Пролетел перед лицом нетопырь, обвалился где-то камешек, и в который уже раз удивилась Марья, почему ее тело ничего не чувствует, но глаза при этом видят, а уши слышат? Вот опять донесся какой-то шорох, и еще – уже громче.
Кто-то приближался – она различила шаги двух человек. Если б не была и так неподвижной, замерла бы, затаила дыхание. Мелькнул свет – шли с факелом.
Неужели Кощей – нашел ее?!
Нет – не мужские шаги. Непонятные. Как будто и не люди идут.
И тут она наконец увидела их – Ягну и сгорбленную косматую старуху. Вот почему такие странные шаги: одна опиралась на палку, другая приволакивала ногу.
Старуха подошла ближе, поднесла факел к лицу Марьи, вглядываясь в него. А та силилась вспомнить, где же видела ее. И вдруг словно огнем обожгло, только изнутри.
Да это же ведьма Изборица, живущая в лесу за озером!
Давно бродили слухи, что ходит к ней Ягна, учится у нее черным чарам, чтобы приворожить Княжича. От кого же еще она могла узнать, как навести навье.
Было Марье лет пятнадцать, когда собирали они с отцом в лесу травы и встретили ее. Зыркнула на них старуха сердито и обошла, не сказав ни слова, скрылась за деревьями.
- Кто это, батюшка? – испугалась Марья.
- Изборица, ведьма, - он начертил перед ними ограждающий от нечисти знак. – Ей подвластны навьи чары, лучше с ней не встречаться.
- Она тоже служит Марене?
- Никогда больше не путай! – рассердился отец. – Марена зима и ночь, но не зло. Она та смерть, без которой нет жизни. Смерть, которая забирает тело, но не губит душу. Изборица служит тьме, бездне. Держись от нее подальше.
- А где она живет? – Марья неловко повторила тот же знак. – Чтобы не зайти туда случаем.
- За озером, где холмы. Там ее изба на опушке. Стоит на двух столбах, без окон и дверей.
- А как же она в нее заходит?
- Через дыру снизу.
Однажды, уже с Кощеем, сбились они с тропы. Хотели пройти покороче, но свернули не туда и вышли к холмам. Увидели избу издали, подходить не стали. Морей не соврал: стоял покосившийся домишко на двух выкорчеванных и обрубленных стволах с корнями – как на курьих лапах. Ни двери, ни окон, а на охлупне крыши вместо резного коня – звериный череп. Тогда они поспешили уйти, но потом Марье не раз снилось то страшное место, где все источало угрозу.
Но что могло понадобиться Изборице здесь?
- Дочь Мореева, женка Кощеева, - голос у Изборицы был скрипучим, словно несмазанный сапог. Оглядев Марью, она повернулась к Ягне. – Что ж ты натворила, сучья дочь? Разве не знала, что она служит Марене?
- Знала, - дрогнувшим голосом ответила Ягна. – Только я не думала, что…
- Ты ни о чем не думала, тварь! Только о том, как заманить Княжича к себе в мясные ворота.
С неожиданной для старухи силой Изборица ударила ее по лицу, да так, что Ягна, выронив палку, упала на колени.
- Прости, матушка, - заскулила та, вытирая кровь с разбитого носа.
- Только подумай о том, что сделает с тобой Марена, когда узнает, кто наложил на Марью навьи чары.
- Но она здесь уже давно. Если б Марена хотела…
- Марена ее не видит и не слышит, ты, баламоха! Нет Марьи сейчас ни в яви, ни в нави. Ни жива она, ни мертва.
- Матушка, сними с нее чары, - взмолилась Ягна, на что Изборица схватила палку и замахнулась на нее.
- Молчи, бесстыжая! Не говорила я тебе, что навье никто снять не может? Лучше б вы ее убили и зарыли.
- Так не смогли же, поэтому и наложила. Чтобы осталась она здесь навсегда. А даже если и найдет кто, все равно что мертвая, никому ничего не скажет.
- Убирайся с глаз моих, чтобы я тебя больше не видела.
Подхватив свою палку, Ягна вскочила и, ковыляя, скрылась в темноте. Изборица снова подошла к Марье и осветила ее лицо факелом.
Страх и отчаянье, которые та испытывала раньше, были ничем в сравнении с теми, что почувствовала, услышав этот разговор.
Никто не сможет снять навьи чары! А Марена не пришла, потому что не видит и не слышит ее. Но если бы узнала и пришла – смогла бы?
- Ты ведь слышишь меня, Марья? – Изборица дотронулась до ее щеки, но она только увидела это. – Знаю, что слышишь. Я бы хотела помочь тебе. Не потому, что жаль. Я не знаю жалости. Но если Марена узнает, что с тобой случилось, худо будет и мне. Ведь это я научила Ягну ворожить по-заповедному.
Вытянув руки перед собой, Изборица начала топтаться на одном месте, что-то быстро бормоча себе под нос, то тише, то громче. И вдруг цепи, звякнув, спали с рук, а Изборица подхватила Марью, не дав опуститься на камни.
Налетела черная стая, и она поняла, что ее несут по воздуху нетопыри. По пещере – к узкой расщелине, откуда падает свет. Над озером – к холмам и избушке на столбах-лапах. Опустили на траву и отправились в обратный путь к пещере – как темная туча. А Изборица подволокла Марью к столбам и по узкой лесенке через дыру втащила внутрь избы. Захлопнулась крышка, стало темно, только горел огонек в зверином черепе, таком же, как на крыше, и страшно светились его пустые глазницы.
- Спи, Марья, - приказала ведьма, положив ладонь на ее лицо, и та погрузилась во тьму.
