Книги
2.
Второй месяц Кощей сидел в смрадной яме-темнице. Если б не приносили каждый день кусок хлеба и жбан воды, решил бы, что забыли о нем навсегда. Что разрушен Муром до последнего камня и бревна, ушли оттуда все оставшиеся в живых, а его бросили. И сидеть ему в этом погребе, пока не захлебнется в собственных нечистотах.
Ах, да, не захлебнется. Не сможет. И не знаешь, радоваться этому или нет. Вечная жизнь в дерьме невеликое удовольствие.
К чему теперь жаловаться? Разве не он сказал, что хотел бы жить с Марьей до скончания веков? Нет, об этом не жалел, конечно. Но мог ли представить, что так все обернется, когда ехал из Мурома в забытую всеми богами деревню Корчевники и просился в ученики к знахарю Морею?
Неждан, Буланов сын. Кощей бессмертный…
Он даже не знал, жива ли мать, которую так не вовремя решил навестить. Угораздило выехать из дома именно тогда, когда князья Олег и Изяслав схлестнулись за его родной город. Они и ранее враждовали друг с другом за Чернигов, а потом Изяслав захватил принадлежащий Олегу Муром и пленил посадника. С тех пор прошел не один месяц, и Кощей вздумал узнать, как обстоят дела.
Марья не хотела его отпускать, беспокоилась.
Разве может со мной что-то случиться, смеялся он. Проведаю и вернусь. У нас с тобой впереди вечность.
Но получилось так, что именно в тот день, когда подъезжал к городу, княжеские войска сошлись в жестокой сече. Благоразумно решил объехать стороной и наткнулся на засаду. Схватили не как воина, а как соглядатая, привезли в Муром, уже с ликованием встречающий Олега.
Вот так и оказался Кощей в темнице. Не поверили, что не подглядывал с намерением донести Изяславу о силе Олегова войска.
Каждое утро, когда через решетку над головой падали лучи света, Кощей делал медной пряжкой зарубку на стене. И вот подсчитал – шесть недель и три дня. Марья небось все глаза повыплакала.
Он пытался спрашивать стражника, который приносил хлеб и воду, сколько еще его будут держать в яме, тот отмахивался: не ведаю. Но на днях все же соизволил сказать: вернув себе Муром, Олег захватил Суздаль и Ростов, после чего двинулся на Новгород. Был разбит и вернулся в Рязань.
- Приедет новый посадник – решит, что с тобой делать.
- А когда приедет? – уточнил Кощей.
- Да кто ж его знает, - сплюнул стражник.
Оставалось только одно: сидеть и ждать. Те чары, которым научил его Морей, были не из тех, что высвободили бы из заточения. Если б заковали в цепи, мог бы отвести глаза, чтобы вместо него в оковах оказался какой-нибудь куст. Но не было в яме ни цепей, ни куста. Только решетка над головой.
А еще он мог смотреть на полосы, которые солнце рисовало на полу и стенах, и вспоминать обо всем, что с ним произошло.
Появился на свет Константин-Кощей, нареченный при рождении Нежданом, в семье муромского кузнеца Булана и его жены Услады. Был он восьмым сыном, однако другие семь умерли в младенчестве. Родители уже отчаялись и больше детей не ждали, поэтому и дали последнему отпрыску такое имя. Впрочем, было и еще одно – обережное.
Как только назвал его отец при рождении, тут же вынес на крыльцо и повторил наречение с другим именем: Безобраз. Громко, чтобы услышали нечистые духи и не захотели забрать младенца с нелепым прозвищем.
Удался Неждан-Безобраз таким же хилым, как его умершие братья, но обликом - ни в мать, ни в отца, черноволосый и черноглазый. А как подрос – окреп, но остался худым и жилистым. Отец нет-нет да и кидал на него тяжелый взгляд, а потом переводил на жену, все больше пил хмельного меда и чаще поднимал на нее руку. А если сын пытался вступиться за мать, доставалось и ему.
Стукнуло Неждану пятнадцать, когда Булан, тяжело упившись, угорел в бане. Мать долго горевать не стала, вышла замуж за Авдея, соседа-вдовца, высокого, смуглого и темноглазого, с сединой в черных, как смоль, волосах. У того своих детей было пятеро, и Неждана там нисколько не ждали. Протянул он так год, за самой грязной работой, недоедая. Когда выпадало вольное время, уходил из города в лес – только там ему было хорошо. И словно какая-то сила бродила в нем, как сок в березе по весне, скрытая, неясная.
- Отпусти меня, матушка, - попросил Неждан в шестнадцатый день рождения. – Тяжко мне здесь. Пойду по свету лучшей доли искать.
- Ступай, сынок, - не стала перечить Услада. – Но только прежде послушай меня. Когда носила тебя, молила Макошь и Марену, чтобы ты родился и рос крепким. Пообещала, что будешь служить им, если услышат мою просьбу. Пришло время исполнить обет.
- Но как же, матушка? – удивился он. И добавил неуверенно: - И в церкви говорят, что бесы они.
- Не всему верь. Слышала я, живет в Корчевниках по северной дороге ведун Морей, их семья издавна служит Великим матерям. Попросись к нему в ученики. А если не найдешь или не возьмет, тогда иди куда глаза глядят. Только меня не забывай.
Как сказала это мать, так почувствовал Неждан: еще сильнее заиграло в нем то, что бродило тайными соками. Как будто кровь заволновалась, закипела.
Хоть и боязно было, но обет есть обет. Отчим возражать не стал. Собрал Неждан заплечную суму и пошел из города на север. В каждую деревню заходил и спрашивал, не Корчевники ли. В одной из них накормили и пустили переночевать в сенник. На следующий день к вечеру добрался. Встретил у околицы черноволосую девицу с красной лентой на лбу, пригожую, но хромую и чуть горбатую, узнал от нее, что Морей живет на окраине, у леса.
Деревня оказалась большой, дома – справными, но изба знахаря от них отличалась. Стояла она поодаль от прочих, отвернувшись от дороги, тремя окнами в лес.
- Дома хозяева? – крикнул Неждан, остановившись у плетня.
На высокое крыльцо вышли парень, его сверстник, и девочка чуть помладше. Взглянув на нее, Неждан почувствовал, как земля уходит из-под ног.
- Чего надобно? – неприветливо буркнул парень, глядя исподлобья.
- Морей здесь живет? – Неждан с трудом отвел глаза от девочки, смущенно опустившей ресницы.
- Зачем он тебе?
- Нужен.
- Я позову, - девочка метнулась в дверь, только хлестнула по спине толстая светлая коса да звякнули кольца на висках.
Парень рассматривал его в упор, с откровенной враждебностью, но Неждан взгляда не отвел, только сдвинул брови.
На крыльце появился высокий широкоплечий мужчина, еще нестарый, в накинутой поверх рубахи и портов вышитой свите, обутый в сапоги. Длинные светлые волосы Морея были заплетены в косу, зато борода - коротко подстрижена. Неждан в холщовой рубахе и лаптях с онучами, должно быть, выглядел рядом с ним нищим побирушкой.
- Зачем пожаловал? – знахарь нахмурил лохматые брови.
Неждан не ответил, покосившись на парня с девочкой: говорить при них о материнском обете не хотелось.
- Стой там, - понял его Морей и подошел к низкому плетню. – Ну?
Неждана обдало холодом прозрачных, как озерная вода, глаз, но тут же снова закипело в жилах, и лед внутри сменился теплом.
- Я из Мурома, - смело сказал он. – Мать обещала меня Марене и Макоши. Возьмете в ученики?
- Дай руку, - потребовал Морей.
Крепко стиснув его пальцы, знахарь опустил веки и замер, словно прислушиваясь к чему-то. Потом встряхнул головой и усмехнулся удивленно.
- Что ж… Как тебя зовут?
- Не… - Неждан запнулся. Собственное имя показалось совершенно неподходящим. Его и здесь не ждали, а он пришел. – Константин.
Это имя он вспоминал нечасто. Наверно, только в церкви, где изредка бывал с родителями. Там и мать вдруг становилась Варварой, а отец Димитрием.
- Иди сюда.
Дождавшись, когда гость зайдет во двор, Морей снова взял его за руку и подвел к крыльцу.
- Это Константин, - сказал он. – Будет с нами жить.
- Как? – прыснул парень. – Костатин? Что за имя такое?
- Умолкни! – приказал Морей. – Это Иван, мой пасынок. И Марья, моя дочь. Иван, отведи его к себе в боковушу, вместе будете.
- Но… - возмутился было тот, но тут же сник под холодным взглядом отчима. И бросил недовольно: - Пошли.
Оказавшись в просторных сенях, Неждан с любопытством огляделся. Дом его родителей был вдвое меньше, с заволочными оконцами высотой в бревно и закопченным деревянным дымником, который не справлялся с печным чадом. У отчима – попросторнее, но для восьмерых тесновато. Дети летом спали в подклете, а зимой теснились все вместе в избе на полатях, только Авдей с Усладой на печном лежаке. Здесь большая печь выходила в сени, обогревая собой и саму избу, и боковушу, и светлицу, куда поднималась узкая лестница.
- Тут спать будешь. На скамье, - Иван подтолкнул Неждана в тесную боковушу с одним окном, затянутым бычьим пузырем, и спросил враждебно: - Откуда ты только взялся?
- Из Мурома.
Сняв суму, Неждан положил ее на скамью и сел рядом.
- И что тебе понадобилось здесь?
- В ученики пришел к Морею проситься.
Спесь мгновенно слетела с Ивана, уступив место испугу. Но он быстро справился с собой, снова став надменным и высокомерным. Красивое лицо – наверняка нравится девкам! – исказила гримаса.
- Хочешь стать ворожеем?
- Ворожат – когда ворога зовут, - отрезал Неждан. – Хочу травы знать и наговоры. И светлые чары.
- Как скажешь... Костатин, - с усмешкой развел руками Иван. – Проклятье, язык сломаешь. Костей… Кощей – так проще. Да ты и есть такой – кожа да кости.
- А как тебя по-мирски кличут? – Неждан притворился, что не расслышал.
- Не твоя забота!
Откинув крышку стоящего в углу большого ларя, Иван вытащил пахнущий донником тулуп и бросил на скамью.
- Вечерять зовут, - заглянула в боковушу Марья и тут же исчезла.
Они сидели за столом: в торцах Морей и его жена Любава – сонно-задумчивая, словно и не заметившая появления нового человека в доме. Рядом с хозяином, друг против друга, Иван и Неждан, по правую руку от Любавы старуха Рада, по левую, наискось от Неждана – Марья. Если их взгляды встречались, у него снова шла кругом голова и пускалось вскачь сердце.
На девок он посматривал и раньше, на гуляньях, когда собирались молодые, плясали и пели. Красивые лица, ладные тела волновали и томили, наводили на нескромные мысли и жаркие сны, но еще не нашел ту, о которой мечтал бы и грезил. И вдруг Марья словно стрелой сразила, едва увидел. Хотя была совсем еще девочкой-отроковицей.
Впрочем, нет, в ее косе поблескивала лазоревая лента-воля – знак того, что уже пришел девичий возраст. Обликом Марья походила на отца – светлые волосы, широко расставленные большие глаза, то прозрачно-голубые, то почти синие, высокий чистый лоб под расшитым венцом. Неждан жадно схватывал каждую черту ее лица: и еще по-детски припухлые румяные щеки, и прямой нос, и тонкие брови вразлет, и нежные, как лепестки цветов, губы.
Марья стыдливо опускала длинные ресницы, но все же посматривала из-под них, а он так же смущенно упирался в свою миску, налегая на угощение. Еда на столе была простой, но сытной и вдоволь: ячменная каша с репой, рыбники из квасного теста, овсяный кисель с ягодами.
- Ешь, Константин, не щемись, - подала вдруг голос Любава. – Такой тощий, что смотреть жаль. Все кости наружу.
- Кощей и есть, - ехидно заметил Иван
С его недоброго языка и прижилось это прозвище, да так, что полное имя никто не вспоминал. Не обиды ради, а чтобы легче выговаривать, тем более был Неждан хоть и худым, но крепким и сильным. Да и сам скоро привык так, словно жил с ним от рождения.
