Книги
Глава 3
Лирэн
Горожане называют нас Ночными Законниками. Сочинители баллад — Призраками Подземелий и Клинками Ночи, а стража покойного короля обзывала ночными мытарями.
Все эти клички мне знакомы. Поэтому я выслушивал доклад не в подземелье, а на вершине самой высокой башни Города Свободы и не ночью, а на закате. У меня свои причуды, и все с ними считаются.
Впрочем, принимать доклад вечером — не такая уж и причуда. Ночью в Городе происходит то, что должно произойти. Тот, кому положено дожить до утра, спит мирным сном. А вот днем возможны неожиданности.
Докладчик — незнакомый парнишка с бледным лицом и волосами цвета лежалой соломы. В глазах искреннее удивление. Во-первых, он был уверен, что перед приемным залом отберут шпагу. И даже свинцовник, пусть и в кобуре, заткнут за пояс.
Зря удивляется. Если меня захотят убить, я узнаю об этом задолго до визита и начну разговор с вопроса «за сколько?». Из таких визитеров один, кстати, у меня в телохранителях.
Во-вторых, он удивлен потому, что рядом со мной нет цветов. Только торчит в подсвечнике засохшая роза. Поэтому немой вопрос визитера прочитан с первого взгляда — может, я бесцветник?
Нет, мальчик, бесцветников не существует. Они иногда приходят из других миров. Но не для того, чтобы возглавить Ночных Законников. Для этого полагается здесь родиться. Пришельцы из другого мира живут у нас недолго.
Просто надо уметь дышать так, чтобы обходиться без цветов три-четыре часа. И главный секрет — когда понадобилось вдохнуть, не сидеть в кресле между огромных букетов, как вальяжный обжора сидит возле глубоких супниц и салатниц. Подойти, вдохнуть, лучше всего так, чтобы никто не заметил. И вернуться к своим делам.
Впрочем, если кто-то думает, что я могу дышать без цветов, — пусть думает. Это так же полезно, как если думают, будто ты умеешь читать мысли.
— Брат маршал, я готов к докладу.
— Я слушаю, брат сол, — ответил я с улыбкой.
Город, как и вся страна, уже пять лет живет по законам свободы. Мы все братья, но тот, кто командует над всеми, — маршал. Парнишка мог бы сказать «мар», но понимает, что доклад надо начинать с полной формы обращения. Если еще и умен, то через год будет капитаном Ночной армии — еще одна наша кличка.
Поверь, мальчик, так и будет. Я старше тебя лет на пять, не больше.
— Утром из веселого трактира Уха сбежала девица. Дурочка из предместья, забежала в казарму стражи и объявила, что с ней жестоко обращались. Капрал запер ее и известил нашего Смотрителя квартала.
Я слегка усмехнулся. На самом деле, не стражи, а СЗ, стражей — защитников свободы, но эта шантрапа не заслуживает уважения. При покойном короле-тиране это была стража, ну и пусть так называется.
— Капралу две монеты. Уточнить, что первая за то, что сообщил, а вторая — что Смотрителю, а не Уху. Тот испрыгался у дверей казармы?
— Да, — с усмешкой кивнул парень. — Что делать с девицей?
— Вернуть Уху, — ответил я с незаметным вздохом. — Сказать, что позже я приду и поговорю с ней. Может наказать ее как угодно, хоть отправить на песочек, но она должна остаться живой, целой и здоровой. Нет — я закрою этот веселый трактир.
— Услышал-исполнил, мар, — весело ответил докладчик, представивший рябое лицо Уха, когда передаст приказ-угрозу.
Ухо, конечно, обидится. Но гранд-маршал Ночной армии — я. На выборах мне досталось полсотни сухих лепестков, а он, хоть сулил золото и грозился, получил лишь пять. У нас выбирают честно, так что Ухо может лишь брызгать слюной и мечтать, что со мной когда-нибудь расквитается.
Пусть помечтает.
— Инцидент в квартале Гладиолусов, — продолжил докладчик. — На прошлой неделе сазы сцапали хлебопека — подмастерье донес, что хозяин печет господский хлеб и торгует им едва ли не открыто.
Я опять незаметно усмехнулся. Вряд ли в Городе Свободы есть хоть один булочник, который не печет господский хлеб, хотя обязан печь хлеб Равенства: на половину обычной муки — четверть конского зерна и четверть перемолотой свиной радости. Спасибо, хоть свиная радость без скорлупы.
Когда-то я мечтал и о таком хлебе, всякое было время.
Что же касается статуса булочника, о нем можно не спрашивать. Если бы он был под нашим патронажем, я узнал бы о его злоключениях в тот же день.
— Префект требует от него пятьсот монет, — продолжал парень. — Иначе — год на колесе и закрытие заведения.
Никаких эмоций. Впрочем, нет — небольшая улыбка. Не вскипать же гневом — какая жадность!
— Услышав это, булочник поспешил найти нашего капитана-смотрителя?
— Да, — усмехнулся докладчик. — Капитан ответил ему, что негоже печь свадебный торт после свадьбы, но велел ждать решения.
— Разумно, — неторопливо сказал я. Пусть парень верит, будто я думаю над ответом, тем более я и вправду думал.
Префект округа Гладиолусов жаден и зол. Но ни разу не проявит сильной воли. Он будет жаловаться в Совет Добродетели, не больше того. Или отступит даже не перед клинком — перед тенью клинка.
— Что узнал капитан о булочнике? — наконец спросил я.
— Торгует с крепкой, но небольшой прибылью. У него найдется триста или четыреста монет. Пятьсот не наскребет.
Я кивнул. Хорошо, когда капитаны делают то, что надо, без приказов. Что касается небольшой прибыли хлебопека, то и такая по нашим временам — удача.
— Капитан придет к хлебопеку и возьмет двести монет, а торговец поцелует клинок и произнесет Клятву патронажа. Потом капитан направится к префекту и принесет десять справок от болящих о том, что булочник на самом деле пек целебный хлеб Милосердия по их просьбам. Десяти справок хватит, чтобы закрыть дело. И предложит сто монет. Если префект откажется брать справки и деньги, пусть капитан скажет: вас навестит гранд-маршал. Он просил передать, что был бы рад прийти сразу, но занят очень серьезными делами. Смертельно серьезными. И может оторваться от них только ради дела такой же важности. Под конец можно сказать, что булочник под личным патронажем гранд-маршала, но я уверен, обойдется без этого и префект удовлетворится сотней.
Парень кивнул, улыбнулся и тронул мизинцем гарду своего клинка. Я тоже широко улыбнулся в ответ — префект оценит этот жест.
— Это не последняя новость? — спросил я.
— Да. Есть еще одна, и она тоже связана с девицей.
— Ты не сказал после первой новости, чтобы маршал не подумал, будто у тебя на уме одни девицы? — усмехнулся я.
— Ну да… Но вообще.
— Но ведь у тебя на уме есть девицы? Напомни свое имя, — сказал я, поднялся и подошел к парню.
— Терсан, — неуверенно произнес он. — Да, маршал, есть.
— Так это же отлично, Терсан, — воскликнул я, хлопнув его по плечу и не сомневаясь, что панибратствую с будущим капитаном. — Если на уме не будет девиц, на уме будет смерть, и что в этом хорошего?! Налей себе вина, да и мне заодно. Выпьем за девиц.
Небольшое панибратство — полезный инструмент. Мы же не сазы, которые докладывают, вытянувшись в струнку. Мы друзья и братья. Иногда так и говорим, похлопывая по плечу: «Брат, ступай и умри за наше дело».
Терсан подошел к золотому столику на ножке из клыка морского тигра, поднял графин. На миг я ощутил его сомнения. Налить себе больше, чем маршалу? Вдруг обидится. Налить мне больше, чем себе? Может, я подумаю, будто он хочет меня споить?
Юноша протянул бокал. Любой аптекарь подтвердил бы на глаз, что в нем ни на одну каплю больше, чем в другом.
— За девиц, — усмехнулся я. — Так какая же новость?
— Пока это слух, — неуверенно сказал парень. — Люди Уха воспользовались Туманом, проложили Тоннель и притащили из другого мира не только цветы, но и женщину. Что собирается делать с ней Ухо, пока неизвестно.
— Подождем, когда станет известно, — сказал я.
Ночные Законники сильны законом для своих. Пока гостья остается в логове Уха, а не бегает по Городу, жалуясь на дурное обращение, отношения с ней — его личное дело. Зная Ухо, гостье не позавидуешь.
А вот проложить Тоннель, не предупредив Совет капитанов, нельзя.
Я пригляделся к парню. Он вряд ли сочувствует незнакомой девице, но на его лице небольшое напряжение. Еще минут десять, и гость начнет тяжело дышать. Мучить его незачем, пусть идет и отдышится возле букета в приемной.
— Отправляйся к Уху и пригласи ко мне на разговор. Явишься завтра и доложишь об исполнении остальных поручений.
Когда дверь закрылась, я подошел к каменной стене. Одна из плиток услужливо отошла, и появился большой букет. Завтра придется заменить, а пока что я сделал один вдох. Но глубокий. На три часа хватит.
