Книги
Глава 15. Алина
Утром просыпаюсь с ощущением, что на мне висят десятикилограммовые гири. Ноги не хотят двигаться, руки — разгибаться, но я усилием воли заставляю себя сползти с кровати и даже сделать зарядку. Немного помогает. На этот раз я проснулась вовремя. Удивительно, но и Юлечку не пришлось долго будить. Стоило наспомнить про садик, вскакивает и бежит умываться. Неужели так понравилось? Ну и хорошо.
Спокойно завтракаем, собираемся и выходим из дома. Погода — загляденье. Жаль, что погулять не получится. Юленька бежит в группу, а я машу ей рукой. Предстоит не менее тяжелый день, чем вчера, но я держусь. У меня нет выбора.
Во время работы нельзя пользоваться сотовыми, поэтому я оставляю свой в нашей каморке. А придя на обед, вижу пропущенный от Ольги Валентиновны. Набираю ей сама.
— Слушаю, — раздается приветливый голос.
— Здравствуйте, вы мне звонили, но я не могла взять, у нас тут запрещено… — тараторю, но адвокат меня прерывает.
— Ничего страшного, я все понимаю. Я звоню спросить насчет вашей мамы.
Мамы? Не сразу понимаю, о чем речь, а потом вспоминаю — угрозы Олега, я обещала поговорить с ней.
— Извините, совсем вылетело из головы. Сейчас же ей позвоню.
— Хорошо. И сообщите о результатах.
— Конечно.
Набираю маму — в это время она уже не на уроках, максимум тетрадки проверяет. Так что должна взять.
— Алло, кто это? — спрашивает, а я удивляюсь, а потом мысленно делаю фейспалм — у меня же новый номер.
— Мам, это я. Нам нужно поговорить когда ты будешь дома.
— Сегодня после трех, — недовольно отвечает она.
— Хорошо, тогда мы придем вечером.
— Ладно.
Она недовольно вздыхает. Слишком демонстративно, чтобы я на это повелась. Поэтому просто кладу трубку, быстро доедаю обед, допиваю чай и снова иду работать. Получать нагоняи за безделье в самом начале своей «карьеры» неохота от слова совсем.
К концу рабочего дня еле на ногах стою. А ведь еще встреча с мамой. Взяв себя в руки, забираю дочь из сада, и мы идем по знакомому адресу.
— А мы куда? — спрашивает Юленька.
— К бабушке.
— Опять? Я не хочу, — заявляет, капризно топая ножкой.
— Мы ненадолго. Я просто поговорю, и мы уйдем.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Дочь мгновенно успокаивается. Ее настроение ползет вверх, а мое, наоборот, резко ухает вниз.
Мама уже ждет нас, распахивая дверь сразу же после моего звонка.
— Давай только быстрее, у меня работы полно.
— Разумеется, — язвлю. — Юль, пойди пока поиграй, хорошо?
Дочь кивает и уходит в комнату, а мы с мамой проходим на кухню.
— Ну и что понадобилось? — с места в карьер спрашивает родительница. Когда она успела стать такой черствой? Конечно, она никогда не была особо ласковой, но все же.
— Что, даже чаю не нальешь?
Мама хмыкает и ставит чайник.
— Рассказывай, а то у меня…
— Да-да, я помню, работы много, а времени мало. Как всегда.
— Именно так, — гордо кивает мать, словно работает по меньшей мере президентом и на ее плечах ответственность за всю страну.
— Ладно, к делу так к делу. Я обратилась к адвокату по бракоразводным делам. — Вижу, что мама что-то хочет сказать, и жестом останавливаю ее. — Так вот, я рассказала, что Олег забирал у тебя дочь и угрожал. Ты сможешь подтвердить это в суде:
Мама поджимает губы и отворачивается. Неужели даже на это не согласна?
— Заканчивала бы ты маяться дурью, — говорит, разливая кипяток по чашкам. — Возвращайся к мужу…
— Я уже говорила, что не вернусь. Я не прощаю измен! — скрещиваю руки на груди.
— Ой, да ладно. Подумаешь. Не ты первая, не ты последняя.
— Да-да, я уже слышала, что ты якобы простила измену отцу. Но я не верю, что он изменял. Не такой он был…
— Да что ты можешь знать, — фыркает мама. — Все мужики потаскуны. Ты либо миришься с этим, либо живешь в одиночестве и тянешь все на себе.
— Ну вот сейчас я хочу жить в одиночестве.
— А дочь твоя чем провинилась? Думаешь, ей будет приятно жить в нищете? Копейки считать? Сейчас дети злые, поверь. Уж кому знать, как не мне. Нет дорогих вещей, айфона и прочего — ты голь перекатная. Тебя задразнят, будут обижать, издеваться. Знаешь, сколько у нас таких случаев?
— Ну так пресекайте это! Вы же учителя! У вас авторитет.
— Ага, был авторитет, да вышел весь, кончился вместе с Советским Союзом. Сейчас учителя — обслуживающий персонал, так-то. — В ее голосе печаль и горечь. — Так что заканчивай свою самодеятельность и возвращайся домой. Если не ради себя, то хотя бы ради ребенка.
— Нет. — От одной мысли об этом передергивает. Никогда! — Так ты дашь показания в суде?
Она отрицательно качает головой, а меня затапливает злость.
— А ты внучке своей не хочешь помочь? — смотрю на маму, и вижу в ее глазах странное выражение. Не могу его идентифицировать, поэтому продолжаю. — Каково ей будет жить с отцом-кобелем? Дразнить не будут? Ведь шила в мешке не утаишь.
— Зато деньги могут многое, — отвечает она, поднимая бровь. — Так что если ты не собираешься возвращаться к мужу, прости, но я тебе не помощник, — разводит руками.
— Ну и ладно, без тебя справимся. — Встаю и зову дочь: — Юль, мы уходим. Знаешь что? — снова поворачиваюсь к маме. — Я не знаю, когда ты стала такой черствой, но ты сильно изменилась. И произошло это не после смерти папы, а позже, — задумываюсь. — Скорее, когда я начала встречаться с Мишей…
При воспоминании о своей первой любви сердце словно сжимает обручем. До сих пор больно.
— Мишка твой, голодранец, — фыркает мама, — не пара он тебе был. Что и доказал. Бросил тебя и даже жалеть не стал. Думаешь, с ним тебе было бы лучше?
— Кто знает, — почти шепчу. — Может быть.
Юлечка уже ждет меня в коридоре. Дочь успела обуться и протягивает ручки за курткой. Мы одеваемся и покидаем гостеприимный дом.
— Мы домой? — спрашивает дочка и заглядывает мне в глаза.
После разговора с мамой из меня будто весь воздух выпустили. Сил нет ни на что. Оглядываюсь на место, которое было мне домом долгих восемнадцать лет, и понимаю — больше оно не будет им никогда.
— Да, домой.
