Глава 26
Старик ушел, а мы с Лешкой переглянулись… так и хотелось сказать - а, гори оно все синим пламенем! До завтрашнего рассвета времени так много и так мало. Легенду разработать мы успеем, а вот надышаться друг другом…
Но, как ответственные, взрослые мужчина и женщина, мы все же попытались. Собственно, легенда уже была - страшные дикие орки, жуткие пытки и… не не совсем же мой ушастый господин дурак, чтобы не понять - его строптивая собственность досталась кому-то другому раньше него. И этот момент надо было как следует залегендировать. О том, что я нашла мужа ушастый не должен узнать ни в коем случае.
Была когда-то дома у нас с мужем такая пикантная игра для двоих. Со связанной пленницей и диким разбойником. Ну а что, обоим нравилось, и добавляло остроты, как только мы приноровились и перестали дружно ржать при попытке изобразить театр одной кровати.
Вот и пригодилось… Лешка, очень недовольный и сдержанно порыкивающий, объяснил, что ушан сможет “подглядеть” в моей голове самый яркий образ с помощью какого-то то ли артефакта, то ли врожденного эльфийского мозгоедства. Вот и надо ему этот образ организовать.
Муж, как всегда, подошел к делу со всей серьезностью. Для начала он уложил меня на шкуры, укрыл и велел спать хотя бы два часа. И напоил какой-то травой, от которой я почти мгновенно отрубилась. Времени, которое можно было бы провести вдвоем, было жалко до слез, но, когда дело касалось моего здоровья, Лешка был неумолим. Женщина - существо повышенной хрупкости, ей надо обеспечить тепло, светло, и прогнать нафиг всех мух. И обязательно давать выспаться - тут у Лешки вообще пунктик, после того, как прочел в какой-то статье, что женщинам физиологически надо больше спать, иначе они болеют, стареют и становятся стервами. Он даже к детям ночью всегда вставал сам, когда был дома, а не в командировке…
Ровно через два часа - хотя я и не встречала в этом мире ничего даже отдаленно напоминавшего циферблат часов, я не сомневалась, что суперорганизованный полковник выполняет план с точностью до секунды - меня разбудили, усадили за низенький столик, поставили передо мной тарелку с кашей, мясом, какими-то фруктами…
Короче, к созданию эпической ленты “Страшный орк и беззащитная пленница” мы перешли только тогда, когда небо в решетчатом потолочном отверстии посинело и проклюнулось первыми звездами.
Страшный орк получился очень правдоподобный! Специально снова вышел за дверь, унося остатки обеда-ужина, а потом ворвался обратно уже “в образе”, похлопывая себя по раскрытой ладони свернутой веревкой.
- Раздевайся, женщина! - нет, он не корчил рож, не рычал нарочито грозным голосом и вообще не играл в опереточного злодея. Но у меня все равно мурашки по спине побежали от его холодного, просто ледяного и властного тона.
Как загипнотизированная, я стала стягивать с себя неловкими руками все те же драные тряпки, в которые превратилась моя одежда. А он все нависал надо мной. И все похлопывал веревкой по ладони, мерно, неторопливо…
Контраст между моим нежным, любящим и заботливым мужем и вот этим властным, не терпящим ни малейшего возражения, уверенном в своем праве хищником был таким острым, что мне натурально башню снесло. Я даже не поняла толком, как и в какой момент оказалась растянута на импровизированном ложе навзничь, с раскинутыми руками и ногами, привязанными к вбитым в земляной пол креплениям.
Каменные плиты мышц под оливковой кожей переливались с угрожающей, звериной грацией, когда мужчина выступил из полутьмы в свет факела. С невозмутимым спокойствием хозяина положения он обходил мое импровизированное ложе по кругу, и все, что я могла - это следить за ним глазами. Вот он зашел за изголовье… жесткая кожаная подушка не позволила мне запрокинуть голову, я потеряла его из виду, и почему-то именно это сейчас казалось мне самым тревожным.
В круглом доме было тепло, но не жарко, причудливое течение воздуха, направляемое горящим очагом, факелами и неожиданно искусной системой проветривания трогало обнаженную кожу, словно гладило. Это особенно остро ощущалось там, куда такие касания обычно не проникают, остановленные слоем одежды. И эти ощущения только острее заставляли чувствовать свою полную беззащитность.
Я негромко вскрикнула, когда мужские руки вдруг сжали мою грудь. Загрубевшие от меча ладони властно, бесцеремонно и уверенно погладили, задевая соски, потом сомкнулись чашами, словно оценивая размер и наполненность.
- Замолчи! - резко приказал орк в ответ на мой невольный стон. - Я не разрешал тебе издавать звуки, женщина. Ты будешь делать только то, что я скажу, поняла? Кивни, если усвоила.
Я закусила губу почти до крови и вжалась в кровать, чувствуя, как его руки не просто ласкают, но исследуют мое тело - каждую мышцу, каждый изгиб, находя самые чувствительные точки даже против моей воли. Новое, молодое тело преподнесло мне несколько сюрпризов - оно оказалось отзывчивее к грубоватым ласкам на грани боли. Я не привыкла, чтобы со мной… так… обращались! Гремучая смесь возбуждения и протеста снова вырвалась стоном, то ли отчаяния, то ли наслаждения.
- Что же, по хорошему ты не понимаешь, - свернутая полоска мягкой кожи неожиданно оказалась у самых моих губ. - Открой рот, возьми ее и сожми зубами. Живо! Сделай это сама, иначе я воспользуюсь другим способом, - перед моими глазами возник самый настоящий кляп с ремешками, позволяющими намертво зафиксировать его вокруг головы. Бррр, гадость какая! Нет, ни за что! Лучше я сама
Меня одобрительно похлопали по щеке, как послушную кобылу или собаку. Стало обидно, и я резко отвернулась, чем вызвала пренебрежительно-довольный мужской смешок.
- Строптивая… это хорошо.
Теплый воздух резко всколыхнулся, когда большое тело бесшумно вымахнуло из полумрака, перекатившись четкими линиями мышц, навалилось сверху почти непосильной тяжестью, вжало в груду ковров, потерлось о меня, как большой хищный кот, не обращая внимания на тихий протест, заглушенный кожаным ремнем.
- Мягкая… нежная… домашняя девочка… такая беззащитная, такая соблазнительно слабая… - сильные руки подхватили меня под спину, заставляя выгибаться навстречу, и снова сдерживать стон.
Он вошел резко, без предупреждения, и только широкая ладонь поверх кляпа не позволила мне закричать. То, что происходило нельзя было назвать “они занимались любовью”, даже “они занимались сексом” не подходило, потому что только он брал, покорял, двигался, вбивался, жадно прижимал к себе… а я не могла даже пошевелиться, распятая под ним. И самое странное, что эта абсолютная беспомощность захлестывала тело такими волнами дикого возбуждения, что я давно потеряла свой “кляп” и кричала в голос, заглушаемая только его жесткими, безжалостными поцелуями.
Сухие, обветренные губы скользили по шее, к груди, обжигали соски, сменяя свою требовательность на влажную нежность языка, и вдруг исчезли, оставив после себя острое чувство потери. Сильные руки снова подхватили меня под спину, орк резко взрыкнул и задвигался во мне быстрее, быстрее… болезненно-сладкое наслаждение внизу живота вибрировало в такт его движениям, как перетянутая струна, с каждой секундой наращивая темп, пока не оборвалось с оглушающим звоном, утонувшем в нашем общем вскрике.
Когда через несколько бесконечно длинных минут придавившая меня тяжесть исчезла, а в глазах чуть прояснилось, я увидела, как поднявшийся с ложа орк спокойно одевается, и, не оборачиваясь, идет к двери.
- Мудрые старухи придут и приготовят тебя для твоего старого хозяина, - сказал он холодным, равнодушным голосом. - А сейчас можешь отдохнуть.