Книги
К одному городу корабль пристал. Матросы и прочие корабельные люди на берег сошли. И стали по кабакам ходить да по лавкам. А один матрос… Причем одет так неказисто, убого, можно сказать. Так вот, он каждый раз серебряную гривну бросит, на нее косушку медовухи закажет, выпьет, а сдачу не берет. В первый-то раз кабатчик удивился, а потом стал уже специально привечать, за лучший стол усаживать, лично медовуху подносил да в кружку наливал.
Прошло так что-то дней с десять, и набралась у кабатчика целая куча гривен этих. Он обрадовался и пошел на рынок коня покупать: давно уже собирался. Вот приходит он на рынок, находит коня справного. Ну, торговались, божились-рядились, короче, все, как водится. Потом и по рукам ударили. А когда стал кабатчик расплачиваться, тут его за шкирку продавец и схватил:
– Ты что же делаешь такое, сукин сын?
– А что?
– Так посмотри, что ты мне всучил!
Смотрят – а вместо гривен там куча пуговиц с матросского костюма. Ну, кабатчик пошел к князю жаловаться: так, мол, и так, обманул меня матрос сиволапый, глаз отвел и вместо денег пуговицы всучил. Князь приказал матроса изловить и к нему доставить. Грозно на него прикрикнул:
– Знаешь, говорит, что за обман бывает? Вот велю тебя сейчас как фальшивомонетчика живым в масле сварить.
– Не об энтом думать сейчас надо, – матрос отвечает. – Какое уж тут масло, когда вот-вот смерть всем нам приключиться может!
– Какая-такая смерть?
– Дак ты глянь, князь, в окно-то!
Ну, глянул. А там наводнение страшенное. По улицам дома плывут, вода все выше и выше поднимается. Караул!
– Что делать-то?
– А давай выше заберемся!
Ну, забрался князь с матросом на самый верхний этаж, а вода все прибывает. Они уж на крышу полезли. Князь самый конек оседлал, а вода все не спадает. Видно, смерть принимать. Глянь – а там лодка мимо плывет.
Ну, матрос лодку словил, князю помог забраться в нее. Сели, и понесло лодку по волнам. Крутит, вертит, того и гляди потонут! Но ничего. Сутки их так помотало и принесло в неведомые земли.
Там около какого-то города вышли они из лодки. Голодные, усталые. В какой стороне земля его и как туда добраться, князь не знает.
– Что делать-то будем? – князь спрашивает.
– А что? Работу работать надобно, – отвечает матрос. – А то с голоду умрем. Ты что делать-то умеешь?
А князь ничего и не умеет. Не княжеское это дело работать.
– Ну ладно, – говорит ему матрос. – Я рыбу буду ловить, а ты мне пособляй.
Вот смастерил матрос из чего-то удочку, забросил. Выловил рыбину огроменную. Стали делить. Матрос отрезал большую часть, а голову князю протягивает: твоя, мол, доля. Тот рассердился:
– Как ты делишь-то? Я ведь князь!
– Это ты там князь был! А здесь ты у меня на подсобных работах был. Короче, бери, что дают. И прощевай! Я на корабль пойду наниматься, а ты голову на рынке в городе продашь, и какой-никакой грош заработаешь.
Ну, князю делать нечего, засунул голову рыбью в какой-то мешок завалящий и пошел, понурившись, в город: рыбью голову продавать.
Вот входит он в ворота, а к нему стражники:
– Показывай давай, что у тебя в мешке!
– Так рыбья голова там!
– Ничего не знаем. У нас вчера смертоубийство приключилось: человека убили и разрубили. Тело есть, а головы нет. Вот ищем!
Отрыл князь мешок, а там – батюшки светы! – голова человечья отрубленная. Ну, князя-то и схватили.
Как он ни отнекивался, но ему не поверили и повели на площадь вешать. Подняли на эшафот, петлю накинули. Князь смотрит, а мимо матрос давешний идет. Он как закричит:
– Держите его! Это он мне голову подсунул!
Только кто его и слушать-то будет. Уж доску из-под ног выбивают. Задергался князь, да и с кресла на пол и свалился.
Смотрит: он на полу во дворце своем княжеском. И никакого наводнения в помине нет. А матрос стоит перед ним как ни в чем не бывало.
– Так об чем ты меня, князь, спросить хотел? – это матрос так спрашивает, а сам чуть ли не в глаза смеется.
Князь замахал на него руками.
– Ни об чем я тебя спрашивать не хочу. Только уезжай, Даждьбога ради, ты из нашего города. И чтобы я тебя больше никогда не слышал и не видел.
– А кабатчику что скажете?
– А кабатчику по сусалам дам, чтобы больше меня в беду не вводил. И так сегодня заснуть не смогу.
Ну, колдун снова усмехнулся, поклонился князю и ушел. Вот так чародей может человека заморочить. И не такое еще бывало.
Огнедар блеснул на Еленьку глазами и замолчал. Та сидела, закутавшись в одеяло чуть ли не с головой.
– Страшно, – только и промолвила она.
Ввалилась нянька, вся запыхавшаяся, таща угощение и кувшин кваса.
– Отведай, Огнедар, – попросила Еленька.
Княжич поклонился и протянул руку к угощению. Нянька уселась на лавку и продолжила вышивать Еленькино подарение жениху.
– А еще что-нибудь расскажи про колдунов, – попросила Еленька.
Огнедар улыбнулся.
– Что, по сердцу вам рассказы мои, Еленира Мечиславовна?
– По сердцу, Огнедар.
«И сам ты мне по сердцу», – хотелось сказать Еленьке, но она только отвела смущенный взгляд от княжича. Но тот словно понял, о чем промолчала Еленька, потому что в уголках его губ собрались смешливые складочки, а глаза мягко засверкали.
– Тогда слушайте, Еленира Мечиславовна. В некотором царстве, в некотором государстве…
Облака-петухи продолжали бежать вприпрыжку по темному небу и клевать горошины звезд. Месяц выглянул по-хозяйски из-за облака и осветил спящий двор, где собаки машинально отбрехивались от кого-то во сне, а бог Чур на воротах хмурился, словно знал что недоброе про спящих людей. Месяц кинул взгляд в единственное светлое окошко воеводиного дома, подмигнул Еленьке и снова скрылся за облако.
Нянька давно спала, привалившись спиной к стенке. Пояс с воткнутой в него иголкой, выпав из ее рук, лежал на полу.
– …по губам текло, да в рот не попало, – закончил Огнедар и с хрустом потянулся.
Еленька, околдованная его сказками, отвела взгляд от густой сиреневой ночи за окном, встрепенулась и подняла на княжича глаза, в которых еще плавали смутные волшебные образы.
– Как ты хорошо сказываешь, Огнедар, – тихо сказала она. – Но сказки страшные. Все как одна. Даже те, что хорошо заканчиваются, – она поежилась.
– Не бойтесь, Еленира Мечиславовна, – ласково усмехнулся Огнедар. – Со мной ничего не бойтесь. От любой нечисти отобью, от любого колдуна-чародея ухороню-спасу. Клянусь Перуном пресветлым и Матерью Землей.
– И от Серебряного Луня сможешь? – совсем шепотом спросила Еленька, страдальчески глядя на Огнедара.
Тот нахмурился и отвел глаза.
– А вот от Серебряного Луня не могу, Еленира Мечиславовна. Он вас где угодно найдет: на любом из семи небес и в Подземном мире. Не спрячетесь вы от него ни в яйце, ни в утке. Ни на дне море-океяна.
– Пойди, Огнедар, – кусая губы, сказала Еленька, и слеза скатилась у нее по щеке.
Яремник низко поклонился и вышел, скрипнув дверью.
– Чай заснула? – спросила нянька, проснувшаяся на скрип двери, и стала подбирать уроненное шитье.
Но Еленька не смотрела на нее. Накрывшись одеялом, она горько рыдала, стараясь не выдать себя звуками плача.
