Книги
Еленька простояла, вытаращив глаза, не менее десяти секунд, потом что-то щелкнуло у нее в голове. И широко раскрытые глаза, наоборот, прищурились с подозрением. А потом она стремглав бросилась бежать вдоль баньки. И вовремя прибежала. Хотя, возможно, искомый и не пытался никуда скрыться.
Огнедар стоял и подпирал головой притолоку входа в баньку. Изнутри тянуло сыростью и беспризорностью нежилого строения. Темноту заброшенной бани прорезывали яркие полосы света, льющегося сквозь щели.
– Ты? – подавилась возмущением Еленька.
– Ну я, – усмехнулся красавец княжич.
– За мной шел?
– За вами, – не стал отпираться яремник.
Он присел на бревно у баньки, отполированное дождями, ветрами, солнцем и задами бегавшей сюда на свиданку молодежи. Еленька поколебалась, но уселась рядом, продолжая испепелять мужчину взглядом.
– Даже если дырку во мне прожжете, то на шею, как монисто, не повесите, – не глядя на Еленьку, сказал Огнедар.
Еленька фыркнула.
– Ты и так на моей шее грузом повис. Зачем за мной пошел?
– Так я за вами приглядывать должен, – пожал плечами Огнедар. – Это обязанность моя.
– А как меня выследил? Я вроде никого не заприметила, – удивилась Еленька.
– Ну так мало ли я чего умею, - пожал плечами Огнедар. – Зверя выследить али там человека для меня проще простого.
– И долго ты за мной таскаться думаешь? – насупилась Еленька.
Да уж, с таким блюдуном никакое дело у нее не выгорит. Вот заявится он в самый неподходящий момент и ухажера спугнет.
– Так пока клятву с меня не снимет Серебряный Лунь. Без этого до смерти ходить за вами тенью буду.
Тут Огнедар тяжело вздохнул. Еленька заглянула ему пристально в глаза, но никой грусти в них не увидела. Напротив, в серых глазах солнечными зайчиками бегали смешинки. «Словно река плещется в лучах солнца!» – подумала Еленька и отвела взгляд.
– А зачем Артына напугал? – спросила она уже совсем тихо.
– А вам его жалко? – жестко спросил Огнедар.
– Не-а, – чуть поколебавшись, честно ответила Еленька.
– Ну и правильно, – улыбнулся княжич, и Еленька не смогла не ответить на его улыбку. – А чего вам надобно-то было от этого тюти?
«Так тебе и сказала!» – подумала Еленька и скраснела.
– Ну, может, хотела ласковое что услышать, – сказала она, потупив взгляд, и пошкрябала носком сапожка в пыли. – Скоро меня старику отдадут, а там… А там и жизни у меня никакой не будет, – закончила она шепотом и шмыгнула носом.
– Не жалейте, Еленира Мечиславовна, – утешил ее Огнедар. – Ничего хорошего бы вы от этого недотыка не увидели.
Эк он его назвал, подумала Еленька. И ведь как точно: недотык. То есть… Тут Еленька не выдержала и прыснула. Смеялась она всегда громко и звонко, заражая вокруг всех своим смехом и заражаясь сама. Отсмеялась, вытерла слезы рукавом расшитой рубашки, посмотрела на Огнедара.
– Почему это не увидела? – решила она докопаться до истины.
– Разве ж этот Артын знает, как девушке приятное говорить?
– А ты знаешь? – усмехнулась Еленька.
– Может, и знаю.
Еленька покосилась на лицо княжича. Ух какой лепый! Нос такой гордый. На щеках щетина пробивается. Еленька чуть не потянулась рукой потрогать острую скулу. В уголках серых глаз Огнедара собрались веселые морщинки, словно он догадался о порыве девушки.
Еленька надулась, как мышь на крупу. Ишь ты какой догадливый! Она хлопнула рукой слепня, который вздумал было присоседиться к ее локтю, и вскочила на ноги. Огнедар тоже поднялся, неторопливо и словно нехотя, с ленивой грацией большого опасного зверя. Еленька едва доставала ему макушкой до подбородка. Ух какой! Как… как скала!
– А хотите знать, Еленира Мечиславовна, как надо девушкам приятное говорить? – предложил княжич.
– И ничего я не хочу, – буркнула струхнувшая Еленька.
И тут же взвизгнула, потому что Огнедар подхватил ее за талию и поставил на бревно. А сам уперся руками в стену баньки по обеим сторонам от Еленьки, поймав ее таким образом в кольцо. Банька сыпанула на хулигана мха со стрехи, но больше никаким иным способом свое возмущение от творящегося беспредела не выразила.
– Ты зачем? – шепотом спросила Еленька, уставившись круглыми испуганными глазами на Огнедара.
Теперь его лицо было совсем близко от нее. В серых глазах вспыхивали все те же искорки. Княжич скосил глаза на Еленькины губы, наклонился, так что Еленька, откинувшись, слегка ударилась затылком о бревно сруба, и тоже шепотом сказал:
– Будь я на месте Артына, я бы не уставал вам рассказывать, Еленира Мечиславовна, какая вы красивая.
– Так уж и красивая? – усомнилась для приличия Еленька. А сама словно оцепенела: ни рукой, ни ногой повести не может.
– Знаете, с чем бы я сравнил ваши глаза, Еленира Мечиславовна? – продолжил нашептывать коварный княжич.
– С чем?
– Далеко-далеко отсюда на восточной стороне стоит Мировое дерево. Ствол его такой толстый, что за день его на коне не объехать, а птице за день не облететь. И держит это дерево корнями Нижний мир и наш Верхний мир. А в ветвях у него все семь небес запутались. Одно небо для солнышка красного, другое для звездочек ярких, третье для ветра могучего… А над всеми семью небесами волшебный остров висит. Имя ему Ирий. И вот ваши глаза, Еленира Мечиславовна точь-в-точь как лазоревые цветочки, что растут на лугу на том острове волшебном.
Еленька молчала, боясь произнести и слово. Боясь, что голос выдаст ее. А сама так бы и слушала.
– А хотите знать, Еленира Мечиславовна, на что кожа ваша похожа?
Околдованная Еленька молча кивнула, чувствуя слабость в ногах. А Огнедар теперь начал шептать ей в другое ухо:
– А на море-океяне на острове Буяне стоит камень Алатырь. Волшебный то камень. Звери лесные прибегают к нему, гады морские на берег выползают, чтобы поклониться Алатырю-камню как богу. И белее тот камень молока, белей пены морской, белей ромашек на лугу, белей дня ясного. Но ваша кожа, Еленира Мечиславовна, белей волшебного Алатырь-камня. Кто посмотрит в лицо ваше даже слепнуть начинает.
Еленька чувствовала, что проваливается в какую-то пропасть. Ей бы пошевелить пальцем, ей бы пихнуть нахала, который врал бесстыдно на ухо всякие глупости, но силы куда-то делись, и осталась только эта непонятная колдовская слабость.
– А хотите расскажу вам, Елинира Мечиславовна, на что ваши губы похожи?
Теперь разбойник смотрел прямо Еленьке в глаза. Серый цвет их стал совсем темным, как осеннее озеро в ненастный день. И так же, как в озере, там что-то бушевало и билось волной о берег. Еленька широко распахнула глаза, словно вбирая в себя всю эту бурю. Ни отвечать, ни даже кивать сил уже не было. Но Огнедар, приняв молчание за согласие, начал говорить:
– А уста ваши, Еленира Мечиславовна, на вкус совсем как ягоды папоротника, что растет в Зачарованном царстве. Цветет папоротник только в Иванову ночь. Горит огнем волшебным. И кто сорвет тот цветок и от нечисти убережет, тому все клады станут подвластны. Но ягоды того цветка найти еще сложней. Как опадут огненные лепестки, так ягоды начинают зреть. И охраняет ягоды эти Змей Горыныч семиголовый. Но слаще этих ягод нет ничего на свете. И…
– Еленька! – вдруг донесся издалека недовольный крик матери. – Куда это егоза подевалась?
– Еленира Мечиславовна! – стали вторить крики сенных девушек. – Где вы? Отзовитесь! Вас батюшка кличет!
Еленька, очнувшись от своего полусна-полуяви, пихнула княжича в грудь. Впрочем, легче было бы свалить баньку со зловредным банником, чем сдвинуть силой мужчину. Однако Огнедар сам посторонился, и раскрасневшаяся как маков цвет Еленька спрыгнула с бревна и почесала по тропинке. Да так быстро, что только каблуки из-под подола сарафана замелькали.
