Книги
Артын обнаружился на заднем дворе, где вместе с другими стражниками весело гоготал над какой-то шуткой. Еленька тут же позавидовала и закипела в душе: «Весело ему, ироду, а то, что меня в жертву батюшка принести хочет, это ему хоть бы хны!»
– Артын Всеславович! Подьте-ка сюды! – холодно приказала Еленька своему ухажеру.
Тот весело оскалился, подмигнул дружкам, поклонился, небрежно откинул на плечи темно-русые волосы и пошел вслед за Еленькой по тропинке между амбарами, овином и другими постройками. Хозяйство у воеводы Друтича было знатное. Одних стад было как пальцев на правой руке, а сел в подчинении и того поболе.
Тропинка привела их к баньке, что стояла у самой речки в отдалении от других построек. В баньке жил банник, да такой злющий, что даже сам воевода его побаивался. То камнем из каменки выстрелит, то кипятком ошпарит, короче, беда, а не банник. Как только ни задабривали нечисть зеленобородую! Новый веник и водичку чистую ему завсегда после мытья в бадейке оставляли, а если гости были, то и хлебушка ему краюху клали. Но все было без толку. А когда паскудный банник из-за полка лапу высунул да за ногу кума воеводиного цапнул – да так, что того только через час смогли квасом отпоить, так заикался – тут уж воевода осерчал и приказал новую баню ставить, в другом месте. А старую баньку забросили. Уж советовали воеводе старую-то подпалить, но тот остерегался. А вдруг банник выживет: ведь чего нечисти-то сделается? И тогда еще пуще озлится? Или в новую переберется? И толку тогда?
Так что банька стояла заброшенная в зарослях малины и черемухи, смотрела исподлобья на редко проходящих мимо нее людей и хмурилась. Даже гадать в ней никто не осмеливался, так боялись нечистика.
Зато для свиданий место это годилось лучше любого другого. В начале весны черемуха дурманила приторно-сладким запахом, а потом живущий в ней соловей начинал сводить с ума своими трелями. А летом и того краше: пока ждешь дорогого человека, можно и малинку общипать. Однако сейчас Еленька выбрала это место не из-за его романтичности, а из чисто утилитарных целей: никто их там с Артыном не мог подслушать.
– Зачем звали, Еленира Мечиславовна? – сощурившись на девушку, поинтересовался Артын. Он привалился богатырским плечом к углу баньки. Банька крякнула, но сдюжила.
– Значит, Еленира да еще и Мечиславовна? – чуть с угрозой спросила Еленька, глядя, как ее визави грызет сорванную травинку. – А ведь неделю назад Еленюшкой была. Или забыл, как под окошком ходил, как слова разные шептал?
Артын вздохнул. Выплюнул травинку. Потянулся и сорвал новую.
– Шептал. Ходил, – нехотя признался он. – Ну так вы тогда свободной были, Еленира Мечиславовна, а теперь вы невеста.
– И что? – удивилась Еленька. – Я же тебе жениться не предлагаю.
– А что вы предлагаете?
Еленька смутилась. Вот как этому тугодуму намекнуть-то на то самое?
– Артынушка! – ласково завела Еленька. – А помнишь, как ты меня называл?
– Помню, Еленира Мечиславовна!
Тьфу ты! Вот остолоп! Еленька погасила гневный пламень во взоре и продолжила обольщать бывшего ухажера:
– А сейчас чего же так не зовешь?
– Да как я могу, Еленира Мечиславовна? Когда вы почти жена чужая.
– Тебя-то это каким боком касается? – не выдержала Еленька. – От тебя убудет меня приласкать? А еще клялся-божился мне кой-чего показать! И?
Артын едва не поперхнулся травой. Заплевался, закашлялся.
– Чур меня! Вы как хотите, Еленира Мечиславовна, но я играть с огнем не желаю!
– Да каким огнем, Артын?
– Да с таким! Вас кто замуж-то за себя берет? Чародей! Сам Серебряный Лунь!
– Так не тебя берет! А меня!
– Так об том и речь! А ежели он узнает, что я вас пару раз прижал… – Артын втянул голову в плечи, испуганно оглянулся и понизил голос, – у овина.
– Один раз у овина, – начала загибать пальцы Еленька. – Другой раз у курятника. Третий раз…
– Потише, Еленира Мечиславовна! – еще пуще заоглядывался Артын. – Прощения прошу за прежние вольности…
– Да какие вольности? – вскричала раздосадованная Еленька. – Ну облапил пару разков. И один раз поцело…
– Тише, умоляю! – зашипел трагическим голосом Артын. – А вдруг услышит?
– Да кто?
– Кто-кто! Жених ваш, Лунь этот Серебряный. Как бы он меня не… Нет уж! Дудки! Вы как хотите, Еленира Мечиславовна, но я на енто не согласный!
– На что на енто?
– А мало ли что чародей со мной сделает?
– Да ничего не сделает!
– Да откуда вы знаете?
– Заячья ты душа, Артын!
– И ничуть не заячья! То ж чародей! Вот пусть бы даже кузнец Велигор меня на бой вызвал – и пошел бы! А он одним пальцем подкову согнуть может. Но чародей – нет! Чур меня, Чур!
Еленька смотрела на Артына с обидой, гневом и презрением. Хорош ухажер! Не мужик, а баба!
– А вот если ты меня сейчас не обнимешь и не приласкаешь, Артын, – решилась Еленька на отчаянный шаг, – тогда точно Серебряному Луню скажу, что ты полюбовником моим был. И он так сделает, что у тебя все то, что ты мне показать грозился, отсохнет.
Артын аж с лица спал.
– За что губите, Еленира Мечиславовна? – жалобно прошептал он и нервно зажевал травинкой во рту.
– Выбирай, Артын! Или ты сейчас же… ну то, что ты там обещался, сделаешь, или я чародею нажалуюсь.
Артын смотрел на Еленьку, нахмурившись, что-то явно прикидывая в голове. Потом, видимо, выбрал из двух зол меньшее, потому что выплюнул всю травяную жвачку и решительно произнес:
– Не-а, не буду! Чародей-то поймет, что вы девушка нетронутая, и не поверит никакому навету. А то что облапил там или даже поцеловал…
У Еленьки от гнева сами собой пальцы сложились в кулак. Она уже стала было примериваться, по какой части физии сподручней дать Артыну, когда вдруг откуда-то раздался глухой замогильный голос:
– Все вижу. Все знаю. За то что тискал и целовал мою невесту, Артын, не встанет у тебя теперь целых пять лет.
– А-а! – дурным голосом завопил Артын, схватился правой рукой за подвергшийся страшному прогнозу орган и чесанул прямиком через малинник куда подальше от Еленьки и страшного места.
