Книги
Они выехали из дома еще засветло, но по мере того, как ехали, темнело все стремительней и неотвратимее. Мир выцветал, и его разноцветье заменялось одной краской – густой и черной. Так же изменился и мир Марины, после того как Михаил заявился у нее на пороге нежданным гостем. Эх, мудры были древние, которые казнили гонцов, приносящих дурные вести.
Хотя нет, беда, свалившаяся на Марину, не застала ее врасплох. Она давно подкрадывалась, эта беда, исподтишка выглядывала из-за угла, нашептывала что-то гнусавым голосом из-за неплотно прикрытых занавесок. Иногда Марина слышала ее глумливый смех за спиной, иногда, проснувшись в ночи, видела склонившуюся над ней призрачную гостью, которая вперяла в лежащую женщину горящие ненавистью глаза.
Постоянные задержки Сергея, его ночные отлучки, которые он объяснял важными переговорами, удивительным образом затянувшимися до утра, странные сообщения, настигающие мужа даже на выходных - «Это по работе», - торопливо объяснял Сергей, пряча телефон от жены, - все это были первые шаги беды, которые звучали еще далеко, глухо, так что Марина могла сделать вид, что не слышит, могла хранить хрупкую надежду, что лихо пройдет мимо их уютного дома, минует, лишь коснувшись души своим гнилостным дыханием. Но когда на пороге появился Миха, явился уже полномочным послом несчастья, игнорировать очевидное стало невозможным.
- Так ты говоришь, что Сергей с этой на новой квартире?
- Да, - отвечает Миха, на секунду оторвав взгляд от поминутно вспыхивающих стоп-сигналов машины перед ним, и это «да», уже в который раз повторенное и ни разу не обернувшееся волшебным образом в свою противоположность, снова и снова прошивает грудь Марины выстрелом боли.
- И давно они вместе?
- Точно не знаю, но мне кажется, что месяца с два.
Месяца с два. Ну конечно. Именно тогда начались все эти внезапные и незапланированные двухдневные командировки, эти ночные переговоры, с которых Сергей возвращался домой утром и только на пять минут, чтобы сменить одежду, пахнущую стыдом и предательством, и снова уехать в офис.
- Где они познакомились?
- На корпоративе.
Голос Марины кажется бесчувственным, но Миха даже не представляет, как тяжело ей сейчас сдерживать себя, ведь каждый новый ответ падает в топку души, все сильнее раздувая бушующее пламя ревности и обиды.
- И много у вас там таких?..
- Марин, ты прости меня. Я ничего не знал. Если честно, я не стал бы вмешиваться в ваши дела, и вообще Сергей мой друг…
- Так чего же вмешался?
Стоп-стоп, не надо срывать зло на Михаиле. Неужели она и дальше смогла бы жить под аккомпанемент глумливого смеха, спиной ощущая, как желтые глаза измены таращатся на нее из пустоты квартиры, дома, где молчание все чаще и чаще заменяет собой ставшие неудобными вопросы к заведомо лживым ответам.
- Марин…
- Извини, ты тут ни при чем. Я не буду срывать на тебе зло, Миха. Это нечестно.
Слова глухо падают камнями. Сколько таких камней должно упасть, чтобы полностью похоронить под собой надежду? Сколько таких глыб нужно нагромоздить, чтобы полностью отрезать себе путь в будущее?
Марина снова отворачивается к окну, за которым начинают разгораться фонари. Закат медленно сжигает небо и оседает за крыши, оставляя на небе бледные опалины ранних звезд. Что ж. Их любовь с Сергеем тоже отгорела, как это небо, и теперь тоже опускается за горизонт, делая весь мир одноцветным и тусклым.
- Марин, я реально не смог держать это в себе. Сергей мой друг, но сейчас он поступает мерзко и подло. Пока ты там с Нюткой, он…
- Не надо! Замолчи! Ничего не говори. Я хочу увидеть все сама.
Михаил молча кивает.
Они подъезжают к знакомому дому, и Михаил паркуется вдалеке от нужного подъезда. Марина копается в сумочке в поисках ключей от новой квартиры, которые она предусмотрительно захватила из дома.
Какая ирония! Она так радовалась новой квартире. Радовалась, как ребенок. Они вместе с Сергеем ездили по Москве в поисках разных вариантов жилья. Эта квартира приглянулась сразу обоим. На пятом этаже, в старом сталинском доме. С просторными комнатами, высокими потолками и окнами, которые почти все выходили в тихий зеленый дворик. Рядом, в шаговой доступности, хорошая школа, имеющая высокий рейтинг по Москве. Все просто идеально.
Как они спорили с Сергеем над проектом перепланировки, как обсуждали все детали интерьера, как долго выбирали плитку, обои и мебель, фантазировали вечерами, как будет им просторно и удобно жить на новом месте. Какая чудесная комната будет у Нютки – своя, отдельная, с огромным шкафом для игрушек и большим письменным столом для будущих школьных занятий! Сколько было планов, сколько предвкушения и радости! И сколько теперь убитых в одночасье надежд!
- Мне пойти с тобой? – с тревогой спрашивает Михаил.
- Нет, спасибо, я сама, - твердо отвечает Марина. - Спасибо тебе.
- Марин, ну ты же знаешь, что я для тебя все сделаю, - глухо отвечает Михаил, и его глаза выражают гораздо больше, чем слова.
Он чуть ли не осмеливается протянуть руку к Марине, но та улавливает его намеренье и поднимает ладонь в запрещающем жесте. Нет, ей сейчас не до сочувствия Михи и уж тем более не до его страданий. Марина готовится к шагу, который или перечеркнет все то светлое, что есть у нее или… Но есть ли это «или»?
Марина медлит на первом этаже, боясь нажать на кнопку лифта. Смешно. Она как будто хочет оттянуть миг своего окончательного пробуждения от волшебного сна. Но тянуть нет смысла: все напрасно, совершенно, абсолютно напрасно. Разве она не видела с улицы горящие изменой окна их квартиры?
Точно так же Марина медлит перед дверью, боясь вставить ключ дрожащей рукой. Потом прикладывает ухо к двери и слышит музыку, доносящуюся изнутри. Прекрасно. Проводят вечер в романтической атмосфере. Это лишает Марину последних колебаний. Сердце сразу же загорается гневом, и она осторожно, но уверенно вставляет ключ.
Дверь открывается, выдавая приход нежданной гостьи, но музыка заглушает и скрежет двери, и шаги Марины. Женщина осторожно проходит по коридору, заглядывая поочередно в почти пустые комнаты. Туфли задевают что-то мягкое, и Марина брезгливо высвобождает ногу из платья, лежащего на полу. Она переступает его и бесшумно подкрадывается к дверям спальни.
Дверь в спальню приоткрыта, и звуки, доносящиеся оттуда, не подлежат иному истолкованию. В груди начинает так сильно щипать, что кажется, сердце рассыплется на части. Ну же, соберись, просто войди и взгляни. Нужен этот последний шаг, нужен этот последний надрез, чтобы отсечь изнывающий болью, уже пораженный неизлечимой проказой орган – ее доверие и любовь к мужу. Марина делает последний шаг и застывает в дверях.
Комната тонет в полумраке, но два человека, отдающиеся страсти на кровати… Боже! И эту кровать они выбирали вместе. Марина вдруг вспоминает, как они дурачились в магазине, когда выбирали спальный гарнитур. Как Сергей коварно отослал продавца выяснять какую-то малозначительную деталь, а сам вдруг развалился на выставленном образце, ровно поверх таблички «Ложиться и садиться запрещено!», а потом потянул за руку Марину, уронив ее рядом с собой. Они смеялись, лежа на той кровати, прикидывали, как они будут на ней спать и хватит ли места Нютке. Поутру дочь частенько прибегала досыпать в постели родителей, порой ложась поперек и выталкивая обоих к краям.
Марина стирает с лица льющиеся горячей болью воспоминания. Все, довольно! Этого уже никогда не будет. Те воспоминания уже погребены под грудой новых, с убийственной резкостью фотокамеры отпечатавшихся в зрачках. Марина уже никогда не сможет забыть Сергея, страстно целующего чужую женщину, нагую женщину, выгибающуюся сладострастной дугой под руками мужа.
Марина разворачивается и уходит, не замеченная парочкой. Она прикрывает за собой дверь отныне чужой для нее квартиры, квартиры, оскверненной и запятнанной скверной лжи и предательства. Она останавливается на лестничной клетке, чтобы перевести дыхание. Горло раздирает острый ком, и Марина никак не может его проглотить. Ну же, ну же, вдох, выдох, еще вдох, еще выдох. Она должна идти, идти вперед. Дома ее ждет оставленная под присмотром соседки тети Даши Нютка.
Нютка! Эта мысль заставляет Марину выпрямиться. Ничего. Ничего. Она сможет. Она сможет сделать первый шаг. Да, вот так. Один шаг, за ним другой. Она сможет передвигать эти чертовы ноги. Она пройдет все эти чертовы ступени вниз по лестнице. Марина забывает про лифт и идет вниз, держась за стену, отсчитывая этажи, нет, не этажи, отсчитывая и вычеркивая из сердца годы жизни. Они с Нюткой и Сергеем на даче. Солнце, поле, уходящее вдаль… Вычеркиваю. Сергей, протягивающий ей в ЗАГСе кольцо. В его взгляде любовь и нежность… К черту! Вычеркиваю. Сергей, накидывающий ей на плечи куртку… Вычеркиваю! Еще минус одно воспоминание.
Марина идет по лестнице все ниже и ниже, она спускается вниз, в глубь колодца, она погружается в темную воду отчаянья и не может нащупать под ногами дна. Пусть! Она должна опуститься на самую глубину, дойти до крайней точки. На дно, на самое дно, и пусть смилостивится надо нею Бог, если, донырнув до дна, она не сможет оттолкнуться ногами, чтобы всплыть вверх, к спасительному свету.
Михаил увидел выходящую из подъезда Марину и хотел броситься к ней, но она остановила его резким взглядом: не подходи! оставь меня! - и он не посмел подойти. Мужчина проводил взглядом удаляющуюся фигуру и сел в машину.
Черт! Как же все-таки больно! Но ведь он хотел этого. Разве не этого Миха хотел? Разве не хотел он, чтобы любовь Марины умерла, погибла, сгорела, оставив после себя лишь выжженное поле, на котором через некоторое время сможет взойти новая трава, новое чувство сможет зазеленеть и беспечно забыть, что его корни питает зола сгоревшего прошлого. Ну конечно, он этого хотел. И сейчас его злорадство наконец утолено, его месть, измученная многолетней жаждой, смогла припасть к чужим ранам и алчно лакает бьющую струю крови.
Нет, Марина не простит Сергея, она не сможет, она не должна простить. Они расстанутся, а он, Миха, будет все время рядом с Мариной, он будет все время рядом с ней. О, он будет осторожен, терпелив и хитер, медленно подбираясь к изнемогающей от горя женщине, он сможет уврачевать боль Марины, утишить ее печаль. Он будет щедр, благороден и добр. Он сможет объяснить Марине, что теперь она никому не нужна со своим прицепом, а он, Миха, станет ей прекрасным мужем, прекрасным отцом для Нютки. Однажды она поймет, что Миха - достойная замена Сергею, эгоисту и баловню судьбы, не сумевшему сохранить бриллиант, променяв его на фальшивку, на простое бутылочное стекло.
Михаил скрипнул зубами. Черт бы побрал этого Сергея! Это была его женщина, она была предназначена судьбой именно Михе, и годы лишь подтвердили его уверенность в этом. Потому что его любовь, его страсть к Марине никуда не ушли, он не смог заменить Марину никем, ни одна женщина в мире не смогла бы заменить ее. Это за него она должна была выйти замуж, и Нютка должна была быть их дочерью. Но как же погано и мерзко на душе, как ноет сердце, как будто предчувствуя новую беду. Нет, надо успокоиться, все будет нормально, все будет хорошо. Михаил поворачивает ключ в замке зажигания и выруливает на улицу вечернего города.
Сергей вернулся домой через несколько часов. Осторожно - стараясь не разбудить спящую дочку, а также Марину, которая по его разумению тоже должна была спать, - он попытался отомкнуть дверь, но ключ не вставлялся. Тогда, проклиная в душе жену, которая сдуру оставила ключ в замке, Сергей тихонько постучал в дверь. Почти тотчас же в замке раздался скрежет, и дверь распахнулась.
Шагнувший было внутрь Сергей наткнулся на вытянутую руку Марины. Мягко, но непреклонно она вытолкнула его из квартиры, потом приложила палец к губам, приказывая не шуметь. Затем Марина достала из прихожей чемодан и вытащила в коридор. Заперев дверь ключом под изумленным взглядом мужа, она показала ему рукой на лестничную клетку и сама прошла туда первая, волоча за собой чемодан.
Сергей с бьющимся сердцем последовал за ней. Он был растерян, но перед глазами уже вспыхивали неоновым светом догадки, которые он старался не замечать, планируя биться и отрицать все до конца.
- Уезжай на ту квартиру. Уезжай к ней, - голос Марины сорвался на последнем слове, но она сделала над собой усилие и продолжила, - Между нами все кончено.
Только теперь Сергей заметил, что веки жены воспалены, а лицо искривлено в страдальческой гримасе. Она отводила глаза, как будто боясь испачкаться взглядом о мужа.
- Марин… - растерянно начал Сергей, но тут же замолчал, вдруг поняв, что оправдаться не получится, что он никак не сможет доказать, что солнце вращается вокруг земли, а не наоборот.
- Я тебя умоляю, - сказала Марина, и ее голос пошел трещинами, явив Сергею зачерневшую в глубине бездну горя, - только не говори ничего. И не начинай скандал. Ради Нютки. Ради того, что у нас когда-то было и что уже не поправить.
- Марин, я люблю тебя, - беспомощно сказал Сергей, бросая в волны последний спасительный круг, хотя уже и понимая, что это не поможет, что никакие слова не помогут и никого не спасут.
- А ее? – глаза жены остро блеснули в темноте.
- Ее? – переспросил Сергей в растерянности и поерошил волосы. - Нет… Не знаю… Это просто какое-то наваждение. Я не знаю, что со мной. Я знаю точно, что люблю тебя.
- А ее? – снова беспощадный вопрос, на который Сергей не может дать однозначный ответ.
Сергей сел на ступеньки и обхватил голову руками. Марине даже стало на секунду жалко беспомощно скорчившегося мужа. Однако это не отменяло ее решения, это не могло перечеркнуть сегодняшний вечер, это не могло заставить ее забыть те ступени, которые она прошла сегодня, погружаясь все глубже и глубже на дно своего одиночества. Их с Нюткой одиночества.
- Все остальные вещи я соберу, и ты сможешь их забрать попозже. В чемодане все самое необходимое, - продолжила ровным голосом Марина. - Извини. Рубашки и костюмы могли помяться. Ну ничего. Тебе их твоя шалава погладит. Надеюсь, что она и по этой части мастерица.
Сергей сидел молча и также молча принимал выливаемые на него помои, не чувствуя себя вправе ни оправдываться, ни просить о прощении. По крайней мере, сейчас.
- Марин!.. – как последний стон на прощанье.
Марина чуть замедляет шаг и застывает. Сергей смотрит на ее скорбно застывшую фигурку сквозь застилающие глаза слезы. Но что еще он может сказать? Нет, он не будет лгать, не будет изворачиваться. Он оставит ее сейчас, чтобы Нютка не видела тяжелых сцен между родителями. Нютка!
- Я могу?.. Нютку?..
- Да, разумеется. Ты можешь приходить к Нютке, когда хочешь.
Жена уходит, и Сергей слышит, как захлопывается дверь в его счастливую семейную жизнь. Он сидит на ступенях лестницы и раскачивается от переполняющей его боли, раскаянья и понимания невозможности ничего изменить и исправить. По крайней мере, сейчас. Потом он во всем разберется, он вымолит у жены прощение. Сергею и в голову не приходит мысль отказаться от самых дорогих в его жизни людей. Марина простит его. Потом. Обязательно простит. Она не сможет не простить его. Они слишком горячо, слишком нежно любили друг друга, нет, не любили – любят. Ему лишь надо собраться с мыслями, посоветоваться… Точно, он посоветуется с Михой. Тот наверняка подскажет ему, как поступить в этой ситуации. Вдвоем они найдут выход из положения. Сергей встает и забирает чемодан. Дышать трудно. Наверное, это потому, что раньше они дышали одним с Мариной воздухом, и теперь он испытывает резкое кислородное голодание, жадно глотая разреженную атмосферу. Нет, он не сможет жить без нее, без нее и Нютки. Нютка! Как же хочется пойти к ней, прижаться лицом к теплой, одетой в пижамку доверчивой спинке. Но нельзя. По крайней мере, сейчас. Нет, нельзя. Сергей нажимает кнопку лифта и спускается вниз.
Марина сползла на пол в прихожей, как только захлопнула дверь. Ей хотелось биться и метаться по полу, колотя кулаками и крича от боли и гнева. Но в квартире стояла чуткая тишина, и она боялась разбудить Нютку. Нютка. Именно из-за Нютки ей надо быть сильной. Казаться сильной. Идти вперед, не думая о том, что все нутро выжжено кислотой предательства. Что будет с ними – с ней и Сергеем? Она не знала. Сможет ли она когда-нибудь простить мужа? Сейчас казалось, что нет. Но в будущем, в отдаленном и невозможном будущем? Ведь есть еще и Нютка. Сможет ли она простить мужа ради дочери? Марина не могла ответить на этот вопрос. Вопросы и ответы роились в ее голове обжигающими огненными мухами, не давая покоя ни на минуту. Что же делать? Сейчас - ничего. Надо просто идти, с завтрашнего дня и отныне надо будет просто идти, механически передвигая ноги. Да, надо встать и идти. Даже зная, что хорошо уже не будет никогда.
Иду, и надеюсь, и верю,
Отринув безумье конца.
Так ждут неразумные звери
Мучительной пули ловца.
Так ждут, поверяя лишь звездам
Истерзанных душ своих крик,
Глотая отравленный воздух
В последний мучительный миг.
