Книги
Сергей медленно обходит палубу по кругу, стараясь унять взбаламученную душу, потом идет назад к жене. Она сидит в кафе на носу судна в компании с парой пожилых иностранцев и оживленно болтает. Вот жена – да! – она точно получает бездну удовольствия от их путешествия. Активно знакомится с пассажирами, предпочитая исключительно иностранцев и настороженно обходя вниманием своих соотечественников, бегает, высунув язык, за гидом по городам, накупает кучу нужных и ненужных вещей в каждой забытой Богом лавке и только иронически изгибает тонкие брови, видя растущее в Сергее глухое раздражение.
- Oh, it’s my husband! Come here, come here! (О, это мой муж! Иди сюда, иди сюда!) - она весело машет рукой мужу.
Сергей подходит и знакомится с иностранцами - пожилой супружеской парой из Лиона. Французы говорят по-английски так же плохо, как и жена Сергея, время от времени совещаются друг с другом относительно того или иного трудного слова и постоянно вставляют французские выражения. Однако несмотря на языковые преграды, общий незамысловатый разговор легко струится по руслу светских тем: погода (собственно, о чем тут говорить, если погода каждый день одна и та же, как будто запрограммированная на долгий срок), впечатления от новых городов, легкое прощупывание друг друга на предмет социальной среды. И точно так же осторожно обтекает темы скользкие и могущие поставить всех в неловкое положение диаметральностью взглядов.
- …Ах нет, не говорите, Санторини меня совсем не поразил. Конечно, красиво: эти белые дома, вырезанные в пещерах, голубые крыши, - не поспоришь, да. Но эти толпы туристов! Вот уж удовольствие – толкаться локтями, чтобы увидеть хоть краешек неба. Я думала, что сойду с ума. Да и больше одного дня там делать абсолютно нечего.
- Вы не правы, милая Марианн, - французская дама мягко качает головой. - Просто на Санторини надо приезжать на несколько дней, брать машину и ездить по нетуристическим тропам. Мы с Жаном были там в молодости, - доверительно накрывает морщинистой ладонью француженка руку своего мужа. - И у нас остались совершенно восхитительные воспоминания. Мы останавливались в маленьких деревушках, ели в домашних тавернах, где лично для нас готовили огромных свежевыловленных рыб и креветок. Ах, это было бесподобно – закаты, пляжи с черным песком… Ты помнишь, Жан? N’est pa? (Не так ли?)
- Oui ma cheri. (Да, моя дорогая.)
Старички улыбаются друг другу и своим воспоминаниям.
Сергей подмечает брошенный его женой завистливый взгляд и слегка поджатые губы. Ну вот, с усмешкой думает он, следующий маршрут путешествий ею уже выбран и обжалованью не подлежит. Ну нет, ма шери, на эту козлиную тропу ты меня не затащишь, с неожиданным ехидством решает Сергей, ничего у тебя не получится.
Французы вежливо откланиваются, машут рукой и доверительно сообщают, что теперь идут на массаж. Сергей остается наедине с женой. Ее лицо, долго изображавшее приторную любезность, разглаживается, сбросив утомившую его маску, и становится обычным повседневным лицом.
- Ну как там Таня? – с холодком в тоне спрашивает она и проводит пальцем по запотевшему стакану с коктейлем.
- Кажется, нормально, но мне показалось, что она то ли расстроена, то ли начала скучать по нам.
- Скучать? – жена рассмеялась с горечью. - Скажешь тоже - «скучать»! Да когда нас с тобой зароют, она придет сплясать на могиле.
- Ты к ней не несправедлива. Она же еще ребенок.
- Я достаточно натерпелась от этого «она-ж-ребенка». Наверное, нет такой грубости, какую я не выслушала в свой адрес. И это в ответ на все, что я делала для нее. Возила на кружки, помогала делать домашнее задание, в школе даже вступила в родительский комитет и занималась всякой фигней, чтобы только учительница была к ней полояльней. Но куда там! – жена досадливо машет рукой. - Все равно в конце концов на тройки скатилась. Лентяйка и бездарь!
- Прекрати! Как ты можешь так говорить? Ты понимаешь, через что она прошла?
- Да-а? – глаза жены становятся злыми. - И теперь нужно всю жизнь из-за этого с ней сюсюкаться и носиться как с писаной торбой? А она в ответ чуть ли не матом тебя кроет! Господи, сколько сил я угробила на все ее дополнительные занятия, которые потом ей разонравились, на теннис, который она бросила, на организацию ее дней рождения. Танечка, вот тебе блинчики, Танечка, дай я поглажу кружавчики, Танечка, то, Танечка, се! Вертелась, как юла. И швец, и жнец, и на дуде игрец! А в ответ – что? Нет, ну ты мне скажи: что в ответ? Спасибо? Держи карман шире! Не благодарность, а шиш с маслом! А ведь была таким чудным ребенком. Я так сильно… - губы жены начинают дрожать.
Сергей с сочувствием смотрит на нее.
- Ты позвони ей. Мне кажется, она с матерью откровеннее будет. Надо все-таки выяснить, что с ней происходит.
- А почему ты думаешь, что с ней что-нибудь происходит?
- Не знаю. Просто так показалось.
- А ты спрашивал ее об этом?
- Спрашивал.
- И что она сказала?
- Да нахамила опять, кажется, - покаянно признается Сергей.
- Вот-вот, - задумчиво кивает головой жена. - И снова здорово. Нет, Сереж, я звонить не буду. Позвоню, как обычно, завтра.
- Но как же так?! Тебе что – трудно позвонить? - Сергей начинает закипать.
- Ты знаешь… трудно. Устала биться о каменную стену. Уже такую шишку набила, что…- она машет рукой. - Извини, но перегорела. Переживала, бесилась, плакала, а потом взяла и перегорела.
Сергей молчит, не зная, что сказать. Да и что тут скажешь?
- Кстати… - вдруг вспоминает он. - Танюшка вдруг стала меня об альбомах фотографий спрашивать.
- Каких альбомах?
- Не знаю зачем, но она стала копаться в наших семейных фотоальбомах. Не нашла дошкольных и стала меня пытать, куда они могли запропаститься.
- И что ты ответил? – взгляд жены становится резким и требовательным.
- Соврал, что при переезде потеряли грузчики. А что мне еще оставалось? – он разводит руками.
- Правильно. Молодец, - кивает головой жена. - Хорошо, что ты тогда от них избавился. Не дай Бог Таня на них натолкнулась бы.
Сергей открывает рот и тут же захлопывает его. «Я не избавился от них, - едва опрометчиво не произносит он. - Я их оставил в квартире у мамы».
Как я мог вообще избавиться от них? – хочет возразить он. Это же наше прошлое. Это его прошлое. Его заплетенное в солнечные лучи прошлое. Пусть оно приобрело на фотографиях эффект засушенного листка из гербария, превратилось в жалкий трупик наколотой на иголку укоров совести мертвой бабочки, рассыпалось беспомощными частичками плоти заложенного между страниц и забытого на годы цветка… Пусть так! Но избавиться от него, поднять на него кощунственную руку, самому занести молот на возведенный в душе саркофаг памяти… Нет, это выше его сил, выше его сил! Вы-ше!
Однако вслух Сергей ничего такого не произносит и только послушно кивает головой.
- Слушай, а не может так быть, чтобы Таня… начала вспоминать… - осторожно предполагает он.
- Исключено, - поджимает жена губы. - С ней поработал высококлассный психолог. Как ты помнишь, очень и очень дорогой. Уникальный в своем классе. Просто гений. Исключено. Абсолютно.
Сергей соглашается. Да, этот человек сотворил просто чудо, но…
- Но может быть, со временем… - сомнения продолжают его терзать, и он робко высказывает свою боязнь.
- Ис-клю-че-но! – еще раз безапелляционно заявляет жена и, как бы подчеркивая окончание дискуссии на эту тему, берет в руки журнал, до этого втуне валявшийся рядом.
