Книги
Мимо проходит стайка о чем-то весело галдящих испанцев. Они едва не задевают облокотившегося на бортик Сергея.
- Сорри!
Сергей подвигается, чтобы пропустить их, смотрит им вслед и наконец открывает телефон. Пробегается по разным чатам, не особо вчитываясь в сообщения и просто пытаясь этим ненужным действием оттянуть момент, ради которого он и пришел сюда: подальше от криков у бассейна, от людского гула и веселой музыки поговорить с дочерью. Сергей находит номер телефона Тани и звонит. Эта обязанность, которую они с женой по очереди исправно выполняют каждый день, не то чтобы тяготит его - ведь они реально переживают за оставшуюся в Москве дочь, - но все-таки исторгает из глубины души от самого себя тщательно скрываемый вздох.
Чаще всего Таня дает односложные и неохотные ответы, превращая их диалоги в некое подобие дежурного рапорта. Поела? – Поела! – Умылась? – Умылась! - Здорова? – Здорова! – Все нормально? – А то! И стул, кстати, папочка, тоже нужной консистенции.
Иногда отвечает с длинными паузами и невпопад, что сразу же приводит к провалу резидента: Таня явно играет на компьютере и не желает тратить ни одной драгоценной секунды компьютерного времени на общение с «любимыми» родителями. Но в ответ на прямой вопрос тут же замыкается, не желая сдавать явки и пароли.
Пару раз Сергей нарывался на прямое хамство и грубость и выныривал из пучины разговора, задыхаясь от злости и с бьющейся у виска жилкой. Ему хотелось расколошматить о палубу телефон, перенеся на него свой гнев, но вовремя подключалось рацио, и он только раздраженно убирал в карман ни в чем не повинный гаджет.
Сергей даже пытался обижаться и заменял разговор по телефону сухим общением в мессенджере, но подобные уловки не срабатывали. Таня по полдня игнорировала его сообщения, хотя посиневшие галочки и указывали, что послания дошли до адресата и были успешно прочитаны. И тогда снова приходилось звонить и этим обрекать самого себя на Сизифов труд: тащить в гору тяжеленный камень отцовской любви, надеясь, что он когда-нибудь достигнет вожделенной вершины – ответной ласки и внимания, - однако снова и снова с горечью видеть, как камень рушится вниз, в черную пропасть безразличия и неблагодарности.
Таня взяла трубку тут же, как будто ждала звонка, и пока звучало ее привычное «Привет, па!», Сергей попытался угадать по интонации, по какому из сценариев будет развиваться сегодняшний диалог, не смог этого сделать и удивился. Танин голос звучал непривычно мягко, чуть ли не ласково.
- Танюш, у тебя все в порядке?
Секундная задержка.
- Да, у меня все хорошо.
Однако Сергею что-то не нравится в этом искусственно бодром голосе дочери. Он хмурится.
- Ирина приходила?
- Да, конечно. Холодильник скоро треснет от еды, которую она мне наготовила.
Сергей улыбается. Да, с Ирой им повезло. Она и в самом деле относится к Танюшке с участием и вниманием.
- Бабушка навещает?
- Конечно. На дачу уговаривает ехать, но что мне на даче делать? Тут у меня друзья, занятия по фотошопу и вообще…
Сегодня Таня находится в каком-то необычно размягченном состоянии, и Сергею хочется и дальше лепить податливый разговор, но он не знает, что сказать, настолько давно они нормально не общались.
- А чем ты занималась сегодня?
- Да ничем, - чувствуется, что дочь пожимает плечами. - Па-а-ап…
- Что?
- Слушай… Я тут от скуки захотела пересмотреть наши семейные альбомы. Нашла все, начиная со школы, с первого класса. Но почему-то не вижу совсем детских. Когда я маленькая была.
На лбу Сергея, несмотря на иссушающую жару, вдруг выступает пот.
- Па-а-ап…
- Да-да, Танюш, извини. Я не понял. Какие альбомы?
- Ну, фотографий. Ты разве не фотографировал меня, когда я была совсем маленькой? У всех такие есть. Всякие там мимимишные младенцы в соплях с выпачканными лицами. Колясочки-фигасочки, игрушки-погремушки. Дитё на горшке в фас и в анфас. Встреча из роддома. И все такое, - несмотря на пренебрежительный сарказм человека, считающего себя безумно взрослым, в голосе Тани звенит странное нервное натяжение. - Я нашла фотки только с первого класса. И где более ранние? Я посмотреть хотела.
Сергей мнется. Мозг лихорадочно придумывает, что сказать. Если честно, Нютка первый раз спрашивает его об этом, и Сергей не знает, что говорила ей на этот счет жена, поэтому боится попасть впросак.
- Па-а-ап?
- Извини, Нютка, тут ходят всякие, разговору мешают.
Сергей нервно косится на проходящего мимо стюарта и переводит взгляд на дальний горизонт, где искрящееся море как будто испаряется прямо в голубое небо.
- Ты знаешь, - начинает он осторожно, - это давно было, поэтому я толком не помню. Когда мы переезжали из старой квартиры в эту, часть коробок грузчики потеряли. Мы тогда это не сразу обнаружили. Пока распаковывали коробки, пока вещи разбирали, много времени прошло. Короче, кое-чего по мелочам не досчитались. Предъявлять претензии было уже поздно, да и некому. Сами виноваты, что проморгали.
Удачно придуманная ложь окрыляет его, и он уже более уверенно продолжает.
- И самые первые альбомы, кажется, тоже там были. Твои дошкольные. Но я не уверен. Ты у мамы спроси. Она, может, лучше помнит, как дело было. Ты ей позвони и спроси.
- Ладно. Потом. А почему я не помню переезда? Совсем не помню.
- Ты? – Сергей стирает рукой пот со лба. - Да ты же тогда в больнице лежала. Не помнишь, разве?
- Да, помню, - задумчиво соглашается Таня. - Помню. И старую квартиру помню. Там окна на институт выходили.
- Точно, - вздыхает с облегчением Сергей. - Ты тогда в больнице лежала, а мы переездом занимались. А после больницы повезли тебя сразу же в новую квартиру. Мама тебе пирог испекла. Мороженого тебе накупили, игрушек. Ты помнишь?
- Нет, не очень, - с сомнением говорит Таня. - Я тогда маленькая была. Значит, ничего не осталось?
Сергей изо всех сил прислушивается к далекому голосу дочери, пытаясь понять причину, побудившую ее с такой настойчивостью расспрашивать об этом.
- Танечка, у тебя все хорошо? Точно? Что-то голос какой-то не такой, как обычно. Ты как будто в нос говоришь. Ты не простудилась случайно? Кондиционером тебя не продуло?
- Какой кондиционер, пап?! – усмехается Таня. - Сегодня в Москве всего 23 градуса. И дождь вот-вот пойдет. Это у вас там жара.
- Ах да! Конечно.
- Пап, а вы когда приедете? Какого числа? Я забыла.
Сергей снова удивляется. Неужели скучает?
- Нам тут еще десять дней плавать.
- Понятно.
Сергей слышит в голосе дочери явное разочарование.
- Танюш, да что у тебя случилось такое? Тебя кто-нибудь обидел?
- Никто меня не обидел. Вот еще! – огрызается Таня, но тут же снова смягчает голос: - Не бери в голову, па. Все у меня путем.
Ее нарочито бодрый голос не убеждает Сергея.
- Танюш, я тебя, знаешь, о чем попросить хотел?
- Говори.
- Я договорился с дядей Мишей, что он зайдет тебя проведать. Ты не возражаешь?
- Дядя Миша?
Молчание.
- Он ненадолго зайдет. Хорошо? Будь с ним любезна, пожалуйста. Ну для меня, котенок.
- Хорошо, - бурчит Таня, и Сергей снова удивляется ее покладистости.
- Тогда до завтра?
Снова пауза.
- Хорошо, папочка, - и почти на гране слышимости, как будто ветер шелестит в трубке: - Я люблю тебя.
- И я тебя, малыш. Очень сильно.
- Пока.
Сергей выключает телефон и стоит в задумчивости, нахмурясь. Потом набирает номер друга.
- Слушаю! – говорит Михаил.
- Миш, привет! Не отвлекаю?
- Да ты что?! Когда это ты меня от чего отвлекал? Вот вовлекал – да! Дело было. И привлекал. Факт. Не раз. Отрицать не буду.
Голос друга звучит весело и бодро. Заметно, что у него хорошее настроение, и он не прочь похохмить и поболтать.
- Я на минуту, по делу.
- Если ты о сертификации, то я все держу под контролем. Сейчас доделываем…
