Книги
Герцог Роган, тот самый, единственный из всех, кто смотрел на меня с сочувствием в ночь родов о чем-то спорил с королем. Звуки через окно не доносились, но я видела, как муж тряс головой и даже остановился, раздраженно сбросив руку Лисапеты со своего локтя. Пожилой герцог был самого обыкновенного роста. Его величество был выше на полголовы, но на фоне злящегося и жестикулирующего короля Роган де Сюзор выглядел спокойным и величественным. Не знаю, чего добивался герцог, но свое он получил.
Раздраженный король щелкнул пальцами, и из самого конца процессии к нему бегом кинулся один из лакеев, таскавших за всей честной компанией всевозможные зонтики, пледы и опахала. Лакей привычно нагнулся, герцог Роган положил ему на спину свою папку, которую до этого крепко держал под мышкой, и подал моему мужу перо, держа на весу какой-то крошечный флакончик. Похоже, король был в ярости. Он подписал то, что требовал герцог, но потом выхватил у него из руки чернильницу – тот самый флакончик, и со злости хряпнул ее о каменные плиты дорожки.
Я наблюдала эту немую сцену и понимала, что мой муж позволяет себе такие выходки регулярно. Видно было, как стоящие за спиной придворные слегка пятились от своего повелителя, заранее предвкушая этот самый бросок. В результате чернила брызнули только на самого короля, лакея и алое платье Лисапетки. Герцог некоторое время стоял молча, пережидая вспышку раздражения яростно жестикулирующего повелителя. Потом коротко, с достоинством поклонился, поправил папку под мышкой и ушел. А его величество был вынужден прервать прогулку и вернулся во дворец не в лучшем расположении духа.
Между тем и прислуга, и фрейлины готовились к назначенному Дню Великой Благодарности. Я аккуратно расспрашивала мадам Вербент и поняла так, что в этот день посмотреть на венценосного младенца допускаются представители местных гильдий, купцы и военные – те, кто не обладал благородством рода. Их допускают в тронный зал, показывают им новорожденного дофина и гости, в порыве энтузиазма, одаривают ребенка и родителей всевозможными дорогими вещами.
– Из-за тревоги его величества о здоровье сына, в этот раз День Благодарности отложили почти на два месяца. Говорят, король даже осмелился спорить со своей матерью! Тянуть дальше становится просто неприлично, – неожиданно вмешалась в разговор мадам Менуаш и тут же испуганно добавила: – Простите мою оплошность, ваше величество! Я вмешалась так некстати…
– Нет-нет, мадам Менуаш, напротив: я благодарна вам за эти сведения, – немного подумав я добавила: – И буду благодарна впредь, если вы сочтете нужным поделится со мной.
Сама идея этого дня мне сильно не нравилась. Тащить новорожденного младенца в огромную толпу, позволять к нему подходить чужим, не всегда здоровым людям – не лучшая мысль. Впрочем, меня, как всегда, никто не спрашивал. Просто однажды вечером в моих покоях появился очередной лакей, который с поклоном сообщил:
– Ваше королевское величество, король, его королевское величество Ангердо Пятый приказал явиться вам в тронный зал завтра, после второй утренней молитвы для приема в честь Дня Великой Благодарности.
Мои фрейлины возбужденно зашептались, а больше всех оживилась мадам Лекорн. Она несколько раз громко хлопнула в ладоши, подзывая к себе горничных, и принялась командовать:
– Проверьте парадное платье королевы! Рузан, проследите, чтобы с утра завтрак подали пораньше, – обратилась она к одной из них. – Не забудьте проверить мантию!
На самом деле мои апартаменты были устроены довольно любопытным образом. К сожалению, я бывала еще не во всех комнатах и сейчас просто увидела хороший предлог посмотреть на гардеробную. Поэтому я встала с кресла, где до этого куталась в плед, и сообщила мадам Лекорн:
– Я хочу лично убедиться, что моя одежда в порядке.
Некоторое время старшая фрейлина растерянно возражала:
– Но ваше величество… Зачем же вам так утруждать себя! Вы же знаете, я строго слежу за прислугой!
Я заставила ее замолчать одним-единственным жестом руки: к этому времени миледи Лекорн уже успела несколько раз убедиться, что возражать мне не следует. Я пользовалась своей крошечной властью по полной: просто запрещала ей разговаривать до следующего дня. Дама бесилась и, возможно, ябедничала королеве-матери, но изменить что-либо пока была бессильна. Потому, заметив мой жест, мгновенно заткнулась. Я посмотрела на слегка растерянную горничную и приказала:
– Ведите меня в гардеробную.
Все рабочие помещения находились по левой и правой стороне моей комнаты. Горничная с поклоном мне открыла неприметную дверь между двумя каминами, и мы с мадам Вербент попали в узкий полутемный коридор. Если встать в моих апартаментах лицом к окнам, то выход в этот коридор был по левую руку. Женщина засветила стоящую на узкой полочке свечу и подняла повыше. Кроме двери, в которую мы вошли, в коридоре было еще три.
– Что находится там?
Приседая и боясь смотреть мне в глаза, горничная отвечала:
– В первой комнате хранятся ваши личные вещи и ткани, в средней – украшения, а последняя дверь ведет в гардеробную.
– Ну что ж, мы идем в гардеробную.
Комната оказалась довольно большой и вытянутой, с одним-единственным длинным окном, расположенным выше человеческого роста. Сквозь пыльное стекло падали солнечные лучи, освещая несколько деревянных манекенов с надетыми на них платьями. Еще три или четыре десятка различных одеяний были развешены по крючкам на стенах, а оставшееся, очевидно, хранилось в нескольких огромных сундуках, стоящих вдоль стен. Парадное платье я определила сразу: на этот манекен, кроме платья сверху была накинута еще и королевская мантия. Нижняя часть ее, довольно длинная, чтобы не валяться на полу, была прикреплена к стене какими-то металлическими штучками.
Если учесть, что внешне королева светлокожая блондинка, то хуже цвет парадного туалета было не подобрать. Ткань платья щедро заткана золотом. Впереди шла роскошная парчовая вставка, серединки вытканных цветов на которой были украшены камнями. Мантия тоже была хороша: огненно-алый атлас и белоснежная меховая окантовка. Но вот само платье было густого зеленого цвета с отливом в болотный. Ничего более неподходящего к цветотипу королевы придумать было невозможно. Наверняка покойная Элен выглядела в нем как бледная моль.
Горничная услужливо развернула ко мне манекен, приседая и кланяясь:
– Вот, ваше королевское величество… Оно в совершеннейшем порядке! Миледи Лекорн всегда проверяет ваши туалеты лично.
Я повернулась к замершей за моим плечом мадам Вербент и спросила:
– Софи, откуда у меня это платье? – при этом я страдальчески поморщилась и коснулась пальцами виска, как бы намекая на проблемы с памятью.
Кажется, Софи удивилась моей забывчивости, но все же послушно ответила:
– Это свадебный подарок вашей свекрови, моя королева.
В общем-то, глядя на этот сложный и не очень приятный оттенок зеленого, можно было и догадаться. Показывая меня людям в этой лягушачьей шкурке, королева мать всем предъявляла уродливую и болезненную невестку. Про себя, на какой-то момент я даже восхитилась свекровью: “Экая стерва! Ни одну мелочь не пускает на самотек! Каждым жестом и движением она пытается меня угробить.”
Остальные шесть манекенов были наряжены в достаточно богатые одеяния, но все же не такие роскошные, как это платье. Немного подумав, я выбрала приятное темно-синее бархатное платье и обратилась к горничной:
– Как тебя зовут?
– Тусси, – кланяясь, ответила женщина.
– Скажи, Тусси, кто ухаживает за моей одеждой?:
– Миледи Лекорн, ваше королевское величество, – с удивлением ответила она.
