Книги
ГЛАВА 5
Кенна стрелой влетела в свою комнату и тут же сделала круг вдоль стен.
Здесь, в покоях, предназначенных для любимой дочери тана, было куда теплей, чем в продуваемой всеми ветрами башне, куда поселили заезжего рыцаря.
Пол устилали пушистые ковры, а окна прикрывали дорогие гардины. Стены были обшиты красной и зелёной саржей.
В углу стояла узкая кровать с балдахином и кистями, отделанная драгоценными тканями. Кровать устилало бельё, расшитое в венецианском и дамасском стиле, привезенное, видимо, из Кутанса.
Стены укрывались циклом из гобеленов, изображавших «Рождение Шотландии», легенды о «Гододине» или просто растения и зелень. На единственной свободной стене висело зеркало в золотой оправе.
Кенна подошла к зеркалу и остановилась перед ним, разглядывая себя со всех сторон.
В комнате царил полумрак, нарушаемый лишь светом нескольких свечей, стоявших в подсвечнике на столе. Но такое освещение, на взгляд Кенны, делало её лишь привлекательней. В темноте кожа казалась ещё белей, и почти не разглядеть было веснушек, нарушавших её матовый ореол днём. Девушка была стройна, и всегда легко привлекала внимание мужчин.
— Но почему же тогда не его? — Кенна стиснула кулаки и топнула ногой.
Сэр Леннар будил в ней незнакомую злость.
Как она ни старалась, но не могла понять, почему тот не отвечает на чувства, накрывшие её саму с головой.
Леннар был отражением её снов. Он был создан для неё. И чем дольше Кенна находилась рядом с ним, тем явственней это ощущала. И если правдивы были древние легенды об андрогинах*, существах о двух лицах, которых боги в наказание разделили пополам, то её половиной был Леннар.
Кенна приблизилась к зеркалу, очерчивая кончиками пальцев контур своего лица.
— Он не может не любить меня.
Но, вопреки словам, душу её наполняла боль. Леннар оставался холоден и не поддавался ей, что бы ни делала Кенна. И даже песня, льющаяся из самого сердца девушки, не тронула его.
Кенна отошла от зеркала и остановилась у окна, глядя на погрузившийся в сумрак двор. Обхватила себя руками — никогда ей ещё не было так зябко одной.
Всё потеряло смысл. Любовь братьев и отца, тепло очага и вкус пищи, и даже музыка меркла, когда Кенна вспоминала глаза рыцаря, почти не смотревшего на неё.
Если бы Кенна верила в силу трав, она бы прибегла к колдовству, чтобы приворожить тамплиера. Но Кенна слишком хорошо знала, что магия — лишь выдумка. Единственное, что важно — вера в себя. Она верила, но и это помочь не могло.
— Леннар… — прошептала она и, закрыв глаза, привалилась к стене. Одной рукой провела по собственному плечу, чуть стягивая рубашку вниз и представляя, что это рука Леннара стягивает её.
Провела пальцами дальше, по груди, комкая тонкую саржу. Задела сосок, который мгновенно набух, как только Кенна представила, что и здесь Леннар касается её.
Скользнула рукой вниз.
Она приподняла веки и тут же почувствовала заряд молнии, бегущий по венам — там, во дворе, стоял сэр Леннар и смотрел прямо в её окно.
Кенна не знала, видит ли рыцарь её в черноте проёма или нет. Если и да, то подоконник скрывал её до живота.
И теперь, глядя Леннару прямо в глаза, Кенна принялась двигать рукой.
И было ослепительно и взгляд Леннара направленный ей в глаза разжигал ещё сильнее бушевавший внутри её тела пожар страстей. Но Кенна хотела ещё. Она хотела, чтобы Леннар был рядом. Чтобы трогал её, ласкал… Чтобы проникал в неё.
Ягодицы Кенны невольно поджались, когда она представила, как это могло бы быть.
— Леннар… — выдохнула она. Но когда Кенна открыла глаза, во дворе уже не было никого.
Наступил июль, и геральды возвестили о приближении короля. Весь замок охватила суета.
В обычное время в замке тан жил с приближёнными советниками, учёными клириками и прекрасными дамами своего небольшого двора. Восстановив силы во время завтрака, он совершал небольшую прогулку верхом на рысаке, а затем возвращался в свои покои, где давал аудиенции.
Кроме дам и рыцарей в свиту тана входили так же виночерпий, хлебодар, стольник, резавший мясо, и личный прислужник.
Им помогали дети из благородных семейств: пажи от семи до четырнадцати лет и оруженосцы от четырнадцати до восемнадцати. Очень редко до двадцати одного года.
Монахи, медики, повара.
Строгие правила регламентировали одежду. В домах не королевской крови запрещалось носить крапчатый горностаевый мех, мех чёрных гепет и робы в складку из парчи.
Зато здесь в изобилии наблюдались бархат, дамаст и шелка. Ливреи слуг и пажей украшали серебряные вензеля и цветы.
Тут и там виднелись наряды из атласа и шёлка, расшитые золотом, переливчатая тафта, миланский бархат и кипрский камлот.
— Вы поможете мне? — спросил Леннар, улучив момент и ухватив Кенну за край рукава, когда никто за ними не наблюдал.
Кенна грустно кивнула.
— Я же обещала.
Все последние дни она пребывала в расстройстве и тоске. Что бы она ни делала и как бы ни стремилась привлечь Леннара, тот смотрел сквозь неё.
Кенна начинала отчаиваться. Однако решила попытаться в последний раз.
Она в самом деле переговорила с отцом. И хотя тот принял весть о союзе дочери с заезжим храмовником насторожённо, но на уступки всё же пошёл.
— Можешь попытаться передать письмо сама — когда будешь петь для него. Наверняка он захочет тебя поблагодарить. Но не забывай, Кенна, ты Локхарт. Долг перед семьёй должен быть для тебя превыше всего.
Кенна кивнула. О долге она не могла забыть, как бы ни хотела, и всё же у семьи были её братья и сёстры, и много кто ещё. А у Леннара не было никого — и Кенна во что бы то ни стало хотела быть с ним.
Потому, уверившись в том, что сможет поговорить с Брюсом, Кенна тоже улучила момент и, утянув Леннара в темноту коридора, прижала к стене.
— Я смогу передать письмо. Дайте мне его.
Леннар колебался, но девушке хотелось доверять, и, достав из-за пазухи свиток, он протянул его Кенне.
— Одно условие, — сказала Кенна, пряча письмо.
— Ещё одно?!
— Когда вы будете уезжать — заберёте меня с собой.
Леннар побледнел от злости и попытался отобрать свиток, но было уже поздно — для этого требовалось схватить Кенну и забраться ей под корсаж, а подобного он позволить себе не мог. Одна мысль о такой близости сводила его с ума.
— Я обещал вашему отцу! — прошипел он, всё же хватая Кенну. Та развернулась, и получилось, что Леннар прижал её к себе спиной. Пах Леннара мгновенно набух, а проклятая девчонка не преминула потереться о него ягодицами, рассылая по венам новую волну огня. Щёки её порозовели, и когда Кенна повернула голову, Леннар ощутил её горячее дыхание на своей щеке.
— А теперь обещайте мне. Или не увидите своего письма никогда.
— Вас мало пороли, тенна!
— Хотите исправить этот недосмотр? — Кенна снова потёрлась о него, и Леннар испустил сквозь сжатые зубы полурык-полустон.
— Сначала передайте письмо, — сказал он, резко отстраняясь. И, более не говоря ничего, направился по коридору прочь.
Кенна не подвела. Всё случилось так, как и обещал её отец. В первый же вечер она пела для всех — и король Роберт, затаив дыхание, слушал её. А когда баллада подошла к концу, и Кенна возвращалась в зал, к другим почётным гостям, поймал её за запястье и сказал:
— Я завидую вашему отцу.
— Мне следует поблагодарить вас за комплимент, — Кенна склонила голову, — но вместо этого я хотел бы вас кое-о чём попросить.
Роберт озадаченно смотрел на неё, а Кенна торопливо извлекла из рукава письмо и подсунула ему.
— Прочтите, — шепнула она, — и завтра, когда поднимется луна, дайте мне ответ.
Брюс был заинтригован. Перед этой девушкой было трудно устоять даже тому, кто давно женат. Тем же вечером он вскрыл письмо и хотя нашёл там далеко не то, что ожидал, интерес его не угас.
