3
Возведенная на скоплении небольших островов, омываемых лазурными волнами, тонувшая в лабиринте причудливо переплетавшихся улиц, каналов и проливов, лишённая защиты стен и отдавшаяся на волю ветров, Кахилла не походила ни на один другой город страны. Описать ее было очень нелегко. Мистерия, из которой вырос сам город и появилось его название, феномен, которым стали её влияние и мощь, Кахилла - древнейший город Аустрайха. Красота её прославила город на весь Архипелаг, вдохновляла поэтов на оды, а соседей - на зависть.
В кольце портов, заполненных кораблями, мачты которых виднелись почти из любого квартала, Кахилла раскачивалась на волнах.
С большого расстояния казалось, что она вырастает из вод морских. Однако чем ближе подходила процессия, тем явственнее я замечала, что все-таки город стоит на земле, и из насыщенного водными парами воздуха появлялись завораживающие дворцы, великолепные башни и непредсказуемые изгибы её проливов.
Улицы Кахиллы сияли огнями: небольшие колбочки висели вдоль линии домов, и прозрачные жидкости внутри сверкали разноцветными язычками пламени.
Из каждого закоулка слышались пение и звон литавр.
Тут и там мелькали силуэты мужчин и женщин, разодетых в яркие платья. Многие лица закрывали маски, украшенные перьями. Девичьи косы, перевитые самоцветами, стлались по ветру.
Процессия из двенадцати паланкинов, лежавших на плечах темнокожих великанов, медленно двигалась мимо этого безумия. Танцующие прямо на улицах пары расступались перед нами.
Я осторожно выглядывала из-за занавесок в неудержимом желании хоть краешком глаза увидеть жизнь, которую до сих пор наблюдала только во сне.
С одной стороны тянулся, казавшийся бесконечным, дворец Древнейших - здесь собирались выслушать и подтвердить решения императора главы девяти древнейших родов. К боку его примыкал Храм Солнца, олицетворявший могущество и сиятельность Островной Империи. А напротив них я увидела площадь Лунного Ветра, окруженную портиками, что строили самые знаменитые архитекторы Аустрайха.
Затем гайдуки вынесли носилки на широкую улицу, и мы двинулись по направлению к мосту Львов. Процессия носильщиков двигалась по прямоугольным плитам из красного мрамора, миновала площадку, служившую городским базаром. Сюда ежедневно с лодок сгружали все, что вырастало на полях соседних островов, что было выловлено в их лесах или поймано в море.
Наконец мы достигли моста, переброшенного через Коралловый пролив. Этот мост был построен с одной-единственной аркой шириной в сорок ярдов и такой высокой, что под ней спокойно проплывали каравеллы и баржи, даже когда прилив достигал наивысшей точки. Способный пропустить четыре пары носилок, устроившихся в ряд, мост служил одной из стен трем десяткам магазинчиков с жилищами для хозяев с зелеными черепичными крышами.
Я не знала, что в мире так много людей. Что может быть так много смеха и песен. Всё, чем я жила до той ночи — пустые и тихие коридоры Башни Слоновой Кости и гроза за окном, которая мне казалась верхом великолепия.
Наконец процессия остановилась у въезда на площадь. Паланкины опускались на мостовую один за другим. Девочки выбирались из них и выходили вперёд. Там, на площади, где сверкали костры, каждая танцевала единственный танец, чтобы снова скрыться под тканью покрывал.
Танец у каждой был свой. С удивлением я заметила, что вижу алые юбки Даи, первой выступившей из носилок. Шло время, звенели бубны. Танец, которого я не видела, подошёл к концу, и следующая девушка отправилась на площадь её сменить.
Три или четыре танца прошли так, когда я обнаружила, что и Иона тоже здесь. Тело её укутывали покрывала цвета морской волны, золотой обруч украшал чело.
Мне стало завидно — никогда я не смогла бы выглядеть так ухожено и благочестиво, так по-королевски, как она.
Стройная ножка, украшенная браслетом, скользнула по мостовой, и Иона отправилась танцевать.
Я танцевала седьмой.
«Танец» мой состоял из множества стоек и бросков, отточенных веками, чтобы убивать. В моих руках не было ни посоха, ни клинка — Проводнику не нужно оружие, кроме него самого.
Когда я замерла, рухнув ниц на мостовую, и прижалась щекой к камням, наступила тишина. Мучительно выжидающая, от которой по венам разливался страх.
Я подняла голову, уже не надеясь разглядеть одобрение на лице Императора — но вместо этого увидела другое, спрятанное под агатовой маской до середины. В прорезях маски виднелись аметистовые отблески глаз. Чёрные волосы падали на плечи. Расшитый серебром камзол не скрывал тонких ключиц.
Что-то пробудилось внутри. То, что не имело имени до сих пор.
И будто во сне прозвучал в моей голове голос с другой стороны:
«Подойди к нему».
Две наставницы приблизились ко мне и, взяв за руки, помогли подняться, отвели в сторону и закрыли собой.
А я всё глядела на силуэт, затянутый в синий, как ночное небо, шёлк. В голове продолжало звенеть:
«Подойди».
Я стояла и смотрела на него из-за спин наставниц, прикрытых разноцветными покрывалами. Он же глядел мимо меня. Казалось, ему безразлично всё — потуги танцовщиц, огни костров. Рука незнакомца лежала на подлокотнике трона, изукрашенного позолоченным деревом. Император — мальчик лет четырнадцати, сидел в этом огромном кресле, разодетый в алые и золотые одежды, с короной на челе, которая казалась тяжелей его головы. Он сверкал, как все огни Кахиллы — такой же бесполезный и безвольный, как они.
Но для меня человек в маске затмевал и его. Я видела, как слабо колышутся на ветру складки его плаща.
«Подойди, — продолжало биться в голове. — Если уйдёшь сегодня — он никогда уже не увидит тебя».
Я не могла понять — мой это голос звенит в ушах или чей-то ещё. Возможно, они вторили друг другу в унисон. Но мне было страшно, и я медлила, пока, наконец, выступление не подошло к концу.
Пересчитав нас по головам, наставницы стали уводить нас прочь. Голову каждой покрывали шалью, скрывая лицо, и усаживали в приблизившийся паланкин.
Я всё смотрела туда, на возвышение, где рядом с троном стоял незнакомый мне человек. Он поправил плащ и, шепнув на ухо императору пару слов, стал спускаться вниз.
Передо мной оставалось ещё две ученицы. Я поняла, что если не сделаю ничего — он уйдёт, и я в самом деле больше не увижу его никогда.
Я рванулась из рук наставниц и будто случайно рухнула на землю прямо перед ним.
Незнакомец отшатнулся, но всё-таки опустил взгляд на моё лицо.
Мгновение, показавшееся вечностью, он смотрел на меня.
Наставницы, заголосившие было с упреками в мой адрес, умолкли. Стихли даже песни и смех в толпе.
Он присел на корточки и поймал мой локоть — не прикрытый сейчас ничем. Там, где его пальцы касались кожи, по телу пробежал огонь.
Бережно, но твёрдо, не отрывая взгляда от моих глаз, он поднял меня с земли и поставил на ноги.
Рука легонько прошлась по шали, оказавшейся теперь на плечах.
— Осторожней, — тихо сказал он. — Опасно падать вот так.
Я сглотнула.
— Может быть, я не боюсь?
Он смотрел на меня ещё мгновение, затем отвернулся и двинулся прочь.
Я думала, наставницы меня убьют. Но ничего не произошло. Напротив, обменявшись тихими фразами, которые я расслышать не смогла, они бережно взяли меня за руки и усадили в паланкин. Я ничего не понимала. Сознание по-прежнему заполняло ощущение его рук, лежавших на моей коже, и по венам всё так же бежал огонь.
С тех пор я обнаружила какое-то особенно бережное отношение наставниц ко мне — как будто я была хрупкой вазой из редкого фарфора. Хрупкой и очень дорогой.
Больше никто не настаивал на том, чтобы я знала уроки назубок.