Книги
- Мы не можем разоблачить ее, господин, - торопливо сообщает ему старшая служанка.
- Почему? Разве она против?
- Нет. Мы не знаем, как это сделать. Мы не нашли ни единой застежки!
На лицах девушек, сбившихся в стайку, написан ужас. Итта заметно дрожит, иногда это даже слышно.
Волк жестом отпускает прислугу.
- Я не верю в чудеса, - буднично произносит он, придвигая табурет и усаживаясь рядом с диваном. – Ты – человек, ты – женщина, ведь так?
Она отвечает «да».
- Почему же ты не снимаешь к ночи свой наряд? Я не заставляю тебя, однако носить на себе все это, должно быть, тяжело и неудобно.
Она соглашается.
- Никто не заберет твои украшения… Ты мне веришь?
«Да».
- Так снимай. Не медли! Откуда начнешь?
Итта подносит руки ко рту, пытаясь ухватиться за рубиновые губы, но изукрашенные пальцы лишь неловко скользят. Тогда она яростно вцепляется в напальчники.
- Подожди, - останавливает ее Волк, поднимаясь на ноги, - так ты только себя изувечишь. Я пошлю за ювелиром.
Словно услышав нечто ужасное, Итта принимается настолько отчаянно мотать головой, что, кажется, она у нее сейчас оторвется, а мычанье, стоны, свист и звон, издаваемые ею, наполняют всю комнату. Волк так и застывает на пороге.
- Не надо посылать за ювелиром? – переспрашивает он озадаченно. – Но кто же тогда поможет тебе снять все это?
Она указывает пальцем на него.
Он подходит, осматривает ее руки:
- Я не обучен ремеслам. Единственный инструмент, которым я мог бы попытаться разъединить все эти колечки и звенья, - вот. - Он вынимает из ножен и кладет на стол кинжал. – Разумеется, я постараюсь не поранить тебя, но украшения много потеряют в цене, и их вряд ли можно будет снова надеть.
«Да, да!» - несколько раз поднимает руку Итта.
Волк моргает:
- Правильно ли я понял? Ты не станешь их больше надевать?
«Да!»
- Ну, тогда как-нибудь справлюсь.
Он засучивает рукава рубашки, сжимает рукоятку кинжала сильными пальцами и вплотную подходит к гостье.
Вот и обнажены обе кисти ее рук – обыкновенные красивые женские руки с длинными ногтями.
Итта подносит руки ко рту и отворачивается. Вдруг она что-то отбрасывает от себя резко, как бы с отвращением. Этот предмет катится по полу, издавая мелодичные звуки.
Волк наклоняется и поднимает – это рубиновые губы в оправе, со змеиным язычком на пружинке, с креплением враспор и рядом отверстий на обратной стороне, как у свирели.
- Теперь я могу говорить, - произносит Итта высоким чистым голосом. – Благодарю тебя тысячу раз! Сними с меня поскорей все остальное золото!
Ночь давно прошла. Солнце весело заглядывает в витражи окна, разбрасывая повсюду цветные блики.
Золотой наряд богини горой лежит на столе. Жемчужины раскатились по полу. Итта свободно сидит на диване в просторном платье. Одна лишь только золотая маска по-прежнему остается на ней.
Волк расплел ей косы, словно личная горничная, и снял большинство головных украшений. Стало отчетливо видно, что маска состоит из двух частей – верхней, до губ и нижней, и обе плотно прилегают к лицу. А гладкий обруч на шее и второй ото лба к затылку связывают все сооружение.
Волк заходит с разных сторон, подносит кинжал то к одной части маски, то к другой, но так и не решается им воспользоваться. Руками ощупывает и пытается погнуть и там, и здесь, но тоже отступает.
- Послушай, - хрипло выдыхает он, - я уже валюсь с ног. Руки не слушаются… Я должен спокойно обдумать, как действовать дальше. И у тебя была трудная ночь.
Итта сразу сникает.
- Не беспокойся, иди отдыхать. Я привыкла так спать, - говорит она совсем тихо.
- Прислать тебе девушек?
- Нет. Никого не хочу видеть.
- Соня, вставай! - ухмыляется Волк вечером того же дня, заглянув в покои экс-богини, - я заметил: ты давно уже не спишь. Жара спала, и я хочу показать тебе замок. Если его обитатели будут прятаться в подушках, это будет самое грустное на свете место!
Он помогает Итте надеть верхнее платье. А сам одет в одну тонкую белоснежную рубашку, лишь подчеркивающую рельефные мышцы на верхней части тела, и в свободных черных брюках.
Таинственная пара ходит рука об руку по огромным залам и бесконечным переходам, забирается на самый верх и осматривает окрестности с наружной галереи, где выше только птицы и одинокий дозорный на вышке, одуревший от жары и безделья. Мужчина и женщина спускаются в маленький садик во внутреннем дворе и рассматривают цветник.
В пронзительно-синем небе загораются первые звезды. Вечер такой же, как вчера, но кажется совершенно другим.
За кустарником в углу двора гостья замечает строение.
- А что там?
- Часовня.
- У нее вверху… крест, да? – Итта явно волнуется. – Значит, это правда: ты – христианин?
- Да.
Итта поворачивается и смотрит, скорее всего, на нательный крестик, висящий на серебряной цепочке на груди Волка, слегка виднеющийся из-под ткани рубашки, а может, и на само тело в распахнутом вороте.
- Я слышала, что Бог христиан – милостивый бог. Ты часто приносишь ему жертвы?
- Никогда.
- Как же ты убеждаешь его помогать тебе?
- Я подаю нищим и стараюсь помогать слабым.
- Да, ты очень помог мне, благодарю тебя… Можно мне войти в часовню? – умоляющим тоном спрашивает она. – Моя мать была христианкой до того, как…
Итта замолкает, словно ее душат слезы.
- Входи, - распахивает перед ней дверь Волк.
Внутри полумрак, разгоняемый у ликов святых мерцающей игрой лампад. Итта входит и долго стоит молча, без движения, словно пытаясь впитать благодать этого места всем своим телом. Потом шепчет:
- Наверное, ты часто приходишь сюда?
- Нет. Но мыслями обращаюсь часто.
Она медленно, как во сне, возвращается в сад. Волк идет следом. Вечерняя прохлада действует умиротворяюще. Трещат цикады.
- Скажи, пожалуйста, скажи мне правду, - тихо и печально просит Итта, - почему ты больше не пробуешь снять с меня это золото? Чего ждешь? Мы с тобой сейчас так похожи… Но ты, наверное, носишь в себе какую-то тайну, а я – наоборот, я мечтаю избавиться от нее! Думаю, ничто на свете не заставит меня больше надеть даже простое кольцо или нитку жемчуга…
- Я еще ничего не решил, - неохотно отвечает он. – Не пилить же пилой? Может быть, ты вспомнишь, как надевали это… украшение, и не было ли тебе где-нибудь больно?
- Нет, к сожалению. Меня чем-то опоили, я не знала, что происходит, но, думаю, боль я бы вспомнила…
Она осеклась, увидев, как вдруг вспыхнули ненавистью глаза Волка.
