Вот прямо так дословно. Самые удачные «заметки», как их называла учитель Литературы Елена Алексеевна, были именно про лёд и пламя.
Не совсем заметки, конечно. Кто сможет десятилетнего подростка заставить писать что-то, кроме писем подруге? Это сейчас все в телефонах строчат, как роман пишут.
А в моём детстве дети добровольно писали либо личный дневник (на это не всякий бы отважился, родители блюдут). Либо письма друзьям — часто этих самых друзей ни разу не видели, они так и назывались: «друзья по переписке». Иногда друзья были даже заграничные. Из социалистического лагеря, если вам это о чём-то говорит.
Гораздо чаще встречался принудительный вариант — сочинения в школе. Длинные, короткие, совсем короткие.
Вот такими сочинениями и были мои литературные «заметки».
А тему для сочинений, даже если они «мини», искать же надо, да? А как? Процесс мучительный. И первое, что делает обыкновенный ребёнок средней ответственности — идёт гулять.
Идёт. А зима. Поэтому иногда, может, и катится. Сейчас это тоже есть: внезапно на дорожке или тротуаре появляются широкие полосы льда.
То есть ребенок, собственно, идет именно по такому тротуарному катку. Или бежит. Поэтому иногда падает. И, что характерно, чаще на пятую точку.
Мне повезло, и я упала на живот. И уткнулась носом в лёд. И увидела…
Вот то, что я там увидела, и стало темой сочинения на десять строчек. Так сказала учитель русского языка: не больше десяти строчек.
Увидела я пузырьки воздуха, заточенные колдуном-морозом в ледяную тюрьму. Ну и всё такое, жалостливое. Настолько жалостливое, что мне не хватило десяти строчек, пришлось просто не писать последние предложения о весне и о надежде… Получился вполне себе открытый финал, а в дневнике вполне себе «пятерка».
Вторым успехом была заметка о дьявольском костре. Родитель мой каждый отпуск жил на речке в палатке. Неделями: кормил комаров, жёг сушняк и ел уху. И меня с собой таскал.
Мне было, что сказать про огонь. И живущего там демона. Который всякий раз старается вырваться из костра и поглотить всех, кто рядом. Меня в особенности. Но я его не выпускаю, я — опытный страж, и могу пресечь попытки недисциплинированного демона: я могу ногой раздавить костер (отец научил). И демон с лёгким шорохом скончается.
А потом были берёзовые пеньки в снежных шапках, как стражи зимнего леса. И собака, заглядывающая в глаза прохожим в поисках своих щенков.
В последнем случае я, конечно, изрядно приврала. Собака была, что есть, то есть. Висла звали. И у собаки даже был хозяин. И щенки никуда не делись. Но лично мне Висла всегда казалась грустной.
Но шедевром моего школьного литературного творчества, я считаю, было письмо на английском языке подруге. Это уже классе в седьмом. Такое было домашнее задание. Среди прочего скучного и обыденного я сообщила подруге, что недавно читала книгу. Детектив. И советую ей тоже почитать. Про «убийство лысого в подвале пустым мешком по голове» — такое вот содержание. На английском. Не знаю, что уж там поняла бы моя подруга, но учительница английского не оценила и поставила «четыре». Ибо такую литературу на ночь читать нельзя, а она работу проверяла как раз вечером. И никакого ограничения по возрасту (вроде нынешних +12 и +18) на моём сочинении не стояло! За это и снизили оценку.
Такого неоднозначного влияния литературы на мою жизнь я не ожидала и надолго забросила творческие экзерсисы. Пошла учиться стрелять из винтовки.
Но это не про творчество. Там нервы и расчёт.